Он тогда был слишком молод, но позже... Уже после войны...
Старик рассмеялся еще более язвительно:
— К вашему сведению, Норман Кларк погиб в автомобильной катастрофе вместе со своими родителями. Кажется, это было в тридцатом году... Вашему родственнику и потенциальному президенту не было и четырнадцати.
Что ж, старик мог быть доволен произведенным эффектом. Увидев, что я настолько ошеломлен, что не совсем даже как бы и понял, Ломанов медленно повторил последние фразы старика, как бы переспрашивая того.
— Э-э, скажите, — чрезвычайно вежливо обратился Ломанов к Локкману, — а может быть, это был другой Кларк? Ну, другая семья...
Старик, похоже, рассердился не на шутку:
— Норман был моим школьным другом, и никаких других Кларков в нашем городке не наблюдалось! И вообще, не морочьте мне голову!
Он резко поднялся со скамейки и, прихрамывая, пошел в сторону дома. Мы посмотрели ему вслед, а потом друг на друга. Было уже понятно, какого рода сюрприз нас может ждать на кладбище...
Роберт Уэнтворд сидел в машине и грустно смотрел в окно. Честно говоря, ему хотелось послать все и всех куда подальше. Он считал это идиотское задание следить за двумя русскими по меньшей мере недостойным себя. Все-таки он был агентом со стажем, которому поручались в последнее время дела поважнее. Но шеф почему-то настаивал на том, чтобы он принимал во всем этом личное участие. Что же за важные птицы эти русские?
Ко всему прочему его раздражали эти двое, данные ему в подчинение: черный шофер Чарли, вечно цепляющий на нос дурацкие темные очки, и молокосос Джимми, которому его служба напоминала, кажется, бесконечный не то сериал, не то детектив.
Уэнтворд снял трубку затрезвонившего телефона. Конечно, звонил Филдинг.
— Они на кладбище, — доложил он, стараясь быть как можно более язвительным, но все-таки не переходя границ вежливости.
Но в ответ услышал совсем неожиданное:
— Приступайте к ликвидации. И чтобы комар носа не подточил.
— Ликвидации? — переспросил Уэнтворд.
— Выполняйте, Роберт. Только без лишнего шума. Это распоряжение свыше.
Голос шефа звучал тихо, но уверенно.
Мы долго, молча и тупо смотрели на могильный камень. То есть это было именно то, что мы уже ожидали увидеть, но одно дело ожидать, а совсем другое — лицезреть собственными глазами.
Надпись на могильном камне не оставляла больше никаких сомнений: «Роберт Кларк 1890 — 1930, Джулия Кларк 1892 — 1930, Норман Кларк 1917 — 1930».
Могила была неухожена, чтобы прочитать эту сакраментальную надпись, нам пришлось немало потрудиться, освобождая ее от высокой травы.
Итак, тот, кто недавно погиб в Черном море в возрасте семидесяти семи лет, впервые, оказывается, погиб еще тогда, когда не только Ломанова, но даже и меня не существовало на белом свете...
Я как будто что-то почувствовал. И сам сел за руль.
Собственно, все, что мы могли узнать, мы узнали — пора было двигать домой. Мыслями я уже был в Москве.
Из нашего старенького автомобиля я выжимал все. Мы неслись в сторону Чикаго, откуда и собирались отправиться в Москву. Кажется, там есть прямые рейсы, в крайнем случае, полетим через Европу. Или хоть через Австралию, нашу давешнюю родину, — нам было все равно.
Этот красный «форд» позади нас мне совсем не нравился. Особенно когда он пошел на обгон и стал прижимать нас к обочине.
А уж еще больше он мне не понравился, когда мы увидели, что за рулем сидит черный шофер в темных очках, а у двух парней на переднем и заднем сиденьях в руках по пушке солидного калибра. |