И кончено! Ужель вам не известно — Вскипая, влага льется через край: Прирост по виду, а на деле убыль. Спокойней! Повторяю, лучше всех Себя в руках вы можете держать,

Но только влагой разума гасите Иль охлаждайте пламя страсти.

В. Шекспир, «Генрих VIII» (Перевод Б. Тсмашевского)

Глава первая СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ ХРОНИКИ

—        июля 1994, день и вечер Хорошо, что из Внукова я успел позвонить Любе — в Симферополе нас встречал Лушников, и, конечно, сразу закрутил, заморочил голову. О нас ему телефонограммой сообщил Меркулов.

На звонок из аэропорта Люба прореагировала на удивление спокойно. Я ожидал обид, вопросов и прочих штучек, но, видимо, русские женщины наконец-то научились ценить свободу и независимость мужчин. Процесс сей прошел не без издержек — сами они стали чрезвычайно независимы.

Честное слово, Люба могла бы и попереживать, что я улетаю в далекий Севастополь, оставив ей в залог любви лишь чашечку остывшего кофе...

Мой старый знакомый, бывший однокурсник и тезка Саня Лушников, с которым мы выпили не один бочонок студенческого пива и съели неисчислимое количество батонов по тринадцать копеек с докторской колбасой и майонезом, называя этот комплекс радостей «спасательным студенческим набором», был потрясающе энергичным человеком. Люди вокруг него пропитывались, заражались его энергией. Лушников всегда существовал словно бы в бурном океане громких голосов, смеха, возбужденных и горящих глаз. Человек-вулкан, он мог с таким пафосом рассказать про какой-нибудь паршивый осенний дождик, стряхивая с волос капельки воды, что пол курса немедленно мчалось из сухой аудитории, дабы отведать «классного» дождя.

Крым был его родиной, поэтому после университета он с удовольствием сюда вернулся, не предполагая, что когда-нибудь окажется в другом государстве.

Я думаю, что и сейчас следователь Крымской республиканской (или все же областной?) прокуратуры служил не «новой родине Украине», а закону, охраняя покой мирных граждан от всяких подонков, которые везде одинаковы, будь то в Москве, Киеве, Севастополе или Нью-Йорке.

Когда мы с Мариной появились во Внуково, Ломанов — истинно интеллигентный человек — сделал вид, что и впрямь принял ее за судмедэксперта. Во всяком случае, он не задавал ей никаких профессиональных вопросов. А жаль. Мне бы очень хотелось понаблюдать, как она будет выпутываться.

Казалось бы, у Лушникова и подавно не было никаких оснований не воспринимать Марину в той роли, в какой мы ее представили. Однако он, подмигнув, многозначительно пожал мне локоть. В остальном он вел себя по-джентельменски.

На площади перед Симферопольским аэропортом нас ждала видавшая виды черная «Волга» с шофером в белой парусиновой кепке и со странным именем Герберт. Очевидно, его родители чрезмерно увлекались фантастикой, про себя предположил я.

—        Слушай, Саня, — спросил я Лушникова, увидев, как нас обгоняет роскошный «мерседес» шестисотой модели, — как же вы на такой, извини за выражение, развалюхе за вашими мафиози гоняетесь?

—        А вы что, — вопросом на вопрос ответил Саня, — все уже на «роллс-ройсы» перешли?

—        Ну, не совсем, — с неожиданной для себя гордостью сказал я, — мы, например, в прокуратуре, на «вольвах» раскатываем, а наша доблестная милиция обзавелась белыми полицейскими «фордами». Не вся, конечно, но прогресс на лице.

Мы дружно рассмеялись — именно так, «на лице», говорил наш преподаватель по гражданской обороне, милейший глухой подполковник в отставке.