— Так не делают, да?

— Да. Так никто не делает.

— А ты знаешь, что в Ипре есть две англичанки, которые с 1915 года во время всех битв руководят работой перевязочного пункта? Они все сами организовали, и все ужасно этому рады.

— Китти, я не могу тебя взять.

— Понятненько. Я просто спросила.

Все же, поскольку до сумерек оставалось еще часа три, она настояла на том, чтобы побыть с Кингсли, по крайней мере, часть этого времени.

— Чертовски холодно, — сказала она. — Давай прижмемся друг к другу.

Они оставили мотоцикл и залезли под лафет орудия, обнявшись, чтобы защититься от холода и сырости.

— Ну и кто это сделал? — спросила Муррей, пытаясь прикурить одну на двоих сигарету. — Кто убил Аберкромби?

— Пожалуй, сейчас не время говорить об этом, — ответил он. — Сначала нужно собрать всю возможную информацию.

— Ты мне не доверяешь?

— С доверием это никак не связано.

— Если тебя пристрелят, а шансы на это очень велики, никто никогда не узнает правду.

— Возможно, но я должен рискнуть. Если честно, я не уверен, что это вообще имеет значение.

Некоторое время они молча курили.

— Кристофер, — наконец произнесла Муррей, и Кингсли сначала не понял, к кому она обращается. — Я хочу кое-что сказать, но повторять я это не буду, поэтому не волнуйся.

Хотя тщеславие Кингсли не распространялось на сердечные дела, он догадался, что последует за этими словами, и надеялся, что ошибается.

— Значит, так, — продолжила Муррей. — Я знаю, что ты любишь свою жену и все такое, и я думаю, что это здорово. Нет, честно, я правда так думаю. Я люблю, когда любят. Но знаешь, какого черта, она тебя бросила, наверное, потому что глупая, вот, а мы здесь и…

— Китти… — попытался вмешаться Кингсли.

— Нет, дай мне закончить. Я сказала, что повторять этого не буду, так что выслушай меня сейчас. Ужас в том, что я в тебя влюбилась. Глупо, я знаю, и ужасно сентиментально с моей стороны, но это так. Ничего не поделаешь. И я хотела сказать… пожалуйста, ну давай попробуем. В смысле, почему бы нет? Нам хорошо вместе, ты ведь не отрицаешь, и ты сказал, что я симпатичная, хоть я и уверена, что это неправда, но ты ведь это сказал, и когда ты занимался со мной любовью, я почувствовала, что ты говорил серьезно, и даже если ты не влюблен в меня, мы ведь можем просто…

— Китти, прошу тебя… Тебе двадцать два. А мне тридцать пять.

— Ха! Так ведь это даже лучше. Всем известно, что девушки созревают раньше парней. Я никогда не смогла бы полюбить мальчишку.

— Слушай…

— Я уверена, что девушки не должны быть такими откровенными, но я современная женщина, ты знаешь, и я говорила тебе, что я всегда говорю то, что думаю, и…

Кингсли было тяжело причинять ей боль.

— Если бы я когда-нибудь полюбил кого-то, кроме моей жены, — начал он, — это была бы…

— Пожалуйста, Кристофер. Я знаю, что нравлюсь тебе, я это почувствовала. — Она повернулась к нему, по ее щекам текли слезы. — Не беги от своего чувства. Я люблю тебя.

— Китти, я люблю свою жену. Я тебе говорил. В этом все дело. Ты мне нравишься, очень нравишься. Ты мне нравишься слишком сильно, чтобы тебя обманывать.

Она бросила сигарету в лужу.

— Хорошо. Довольно об этом, — отрезала она, пытаясь говорить так, словно они ничего важного не обсуждали. — Не стоит углубляться. Я хотела все прояснить, только и всего.

— Я считаю, что ты замечательная, честно, и…

Сестра Муррей выбралась из-под лафета.