Стрижак чуточку замялся, не зная, как вести переговоры с ханом, потому что языка ордынцев не понимал, а хан не умел разговаривать по-нашему. Его выручил один из татар, стоявших возле хана.

- Хан Делей спрашивает, кто вы? - пробормотал он так, будто рот у него был залеплен тестом.

- Послы от русского воеводы к великому хану, - промолвил Стрижак и толкнул Шморгайлика под бок, чтобы возвратился сторожить коней, потому что еще, видно, ехать да ехать к тому великому хану.

Хан Делей тем временем пристально рассматривал Стрижака своими хитрыми глазками, такими узкими, что человек должен был оставить малейшую надежду заглянуть в душу их хозяина. Вот уж - сотворил господь, да и высморкался! Стрижаку даже плюнуть захотелось, но вовремя удержался, вспомнив о своих посольских полномочиях.

И хотя бы расспрашивал о чем-нибудь, а то лишь смотрит своими узкими глазами, да и только! Стрижак потоптался малость, переступая с ноги на ногу, покашлял, прочищая горло, будто изготовлялся к речи, но тут хан опередил его и тоненьким голоском что-то произнес. Голоса у всех ордынцев были тоненькие, будто волосок из конского хвоста, и очень пронзительные.

- Оно спрашивает, что ты ему подаришь? - тоже тоненьким, да вдобавок еще и гнусавым голосом пересказал слова хана толмач.

- Кукиш бы ему преподнес, - пробормотал про себя Стрижак, а вслух произнес: - Везу подарки для хана Батыя от моего Воеводы, хану Делею от себя преподнесу мех и сосуд серебряный.

Хан, закрыв глаза, слушая слова Стрижака, передаваемые ему толмачом, немного подумал, потом снова что-то прокричал тоненьким голосом.

- Мало, - сказал толмач. - Оно сказало, что мало.

- Чего же ему еще нужно? - уже раздраженно воскликнул Стрижак. - Я посол к хану Батыю и не могу все раздать здесь. Я везу для хана Батыя. Шморгайлик, неси две куницы и серебряную чашу сюда!

- Батый далеко, - равнодушно промолвил толмач. - А тут - хан Делей. От него же ты можешь попасть к хану Санжару. А можешь и не попасть. Все в руках у хана Делея.

- Так чего же он хочет, твой хан?

Делей, улыбаясь сладко-мстительной улыбкой, указал рукой на златотканое одеяние Стрижака. В этот момент появился Шморгайлик, неся две пышных куницы и кованую серебряную чашу. Стрижак перехватил это и подал хану, но тот, забрав дары одной рукой, другой цепко ухватился за край хламиды Стрижака и тонко, требовательно завизжал. Лицо его налилось кровью, щелки глаз сузились до предела, голос его был режущим, будто острый нож.

- Оно велит, чтобы ты снимал, - таща за хламиду с другой стороны, сказал толмач.

Шморгайлик злорадно наблюдал, как обдирают Стрижака, снимают с него еще одну одежку, хотя на нем оставалось еще много нарядов, к безмерному удивлению ордынцев, которые все, казалось, видели на свете, но такое встречали впервые.

От хана Делея их снова сопровождали двое всадников бравых, а третий поскакал впереди, чтобы известить хана Санжара. У хана Санжара шатер был уже не из конской кожи, а из войлока, правда из войлока грязного, как и его толстая физиономия. Ненасытность хана Санжара соответственно превосходила жадность Делея, когда же послов переправили еще глубже в расположение Батыевых войск, к хану Кегичу, который имел шатер из войлока белого, то этот превзошел ненасытностью всех предыдущих ханов, вместе взятых, а ведь на долю Стрижака и Шморгайлика выпали еще ханы Белбас и Есхар, прежде чем препроводили их в стан Батыя; повсюду от послов брали больше и больше и всюду снимали со Стрижака одежду, на зависть Шморгайлику и к превеликому удивлению ордынцев, которые никогда еще не видели на одном человеке так много имущества сразу. Только предусмотрительная жадность к драгоценным одеяниям и спасла Стрижака от окончательного позора, потому что, сколько с него ни сдирали, а все же кое-что сохранил он и для того, чтобы предстать перед великим ханом хотя бы с золотой нашивкой на одеянии.

Долго добирались они к Батыю, долго и тяжко.