Ошарашенный, Джоул с трудом держался на ногах.

– Лучше бы я… знал правду, – со стоном произнес он, – а не проходил через весь этот кошмар.

– Я не предполагала, что все так получится. Будущее покрыто туманом, Джоул. Мы все блуждаем во тьме. И стараемся, по возможности, делать как лучше. Мне жаль, что я заставила тебя страдать. Правда. Я не желала тебе зла. – Мерседес смерила его долгим взглядом. – А из тебя вырос настоящий красавец. Твой отец тоже очень красивый мужчина – Она собралась уходить. – Что ж, больше говорить не о чем. Прощай, Джоул.

– Подожди! – Он подался вперед, протягивая к ней дрожащую руку.

– Что еще?

– Иден… Скажи, как она? Пожалуйста.

– Как странно. Помнится, однажды я умоляла тебя ответить на этот же самый вопрос.

– Я не хотел причинять ей страдание Я только хотел…

– Иден умерла.

Она увидела, как он содрогнулся, затем зашатался, словно смертельно раненный бык.

– Нет.

– Она умерла сегодня утром. Несколько часов назад. На рассвете Я оставила ее лежащей в гробу и приехала сюда. Если это тебя утешит, врачи говорят, что в ее смерти твоей вины нет. Она была обречена… Она бы умерла в любом случае.

Из груди Джоула вырвался душераздирающий крик.

– Нет!

– И в каком-то смысле ты ее спас. Ты освободил ее от рабской зависимости от наркотиков. – Огромные глаза Мерседес были наполнены безмерным горем. – Это было благое деяние, Джоул. Лучик света в царстве непроглядной тьмы.

Он упал на колени в золу. Его лицо исказила гримаса страшного отчаяния и невыносимой муки.

– Мама, – прошептали его губы. – Мама! Мерседес повернулась и по каменистой тропинке стала спускаться к автомобилю.

– Мама, я приехала, – крикнула она, входя в дверь. Из кухни появилась Мерседес, вытирающая руки о фартук.

– Ты опоздала. Я уже начала беспокоиться, – с укоризной проговорила она и поцеловала дочь в щеку.

Иден все еще не утратила свой болезненный вид. Ее красота была какой-то хрупкой, словно хрустальная ваза, которая от малейшего удара могла разбиться. Она совсем недавно начала самостоятельно выходить из дома. Для полного выздоровления требовалось еще по меньшей мере несколько недель, и Мерседес очень не любила, когда она покидала ее больше чем на час.

– Где ты была?

– У папы в больнице.

– Ну как он?

– Гораздо лучше. Снова начал разговаривать. Мы с ним проболтали несколько часов подряд.

Мерседес улыбнулась.

– О чем?

– О нас. О нас троих. О том, как мы стали такими, какие мы есть. – Улыбка на лице Мерседес погасла, щеки побледнели. Иден повернулась и подошла к окну. – Сначала я подумала, что он бредит. Несет какую-то бессмыслицу. Но потом до меня дошло. Это был мой кошмарный сон.

– Какой еще кошмарный сон? – У Мерседес пересохло во рту.

– Он снился мне в течение нескольких лет. Будто я закована в цепи и не могу пошевелиться. Вы с папой находитесь рядом. Но вы не помогаете мне. Вы даже не обращаете на меня внимания. Между вами происходит один из самых страшных скандалов. Ты его помнишь?

Лицо Мерседес окаменело.

– Помню, что мы часто ссорились.

– Я всегда вижу твое лицо, бледное и напряженное. И я знаю, что происходит что-то ужасное.