– Ждала кого? Или чего? – спросил Гренвилл.
– Такое возможно, – кивнул Джаред.
Иден ходила по комнате, продолжая рассуждать:
– Итак, мисс Брустер проскальзывала ночью в дом и ждала чего-то или следила за кем-то. И чтобы не заснуть и не скучать, она писала акварели. Для этого ей даже не потребовалось бы включать свет, хватило бы сильного фонаря. И в один из дней, когда она покидала свой пост… или только шла к дому, кто-то сбил ее машиной и уехал.
– Тогда эти картины могут и не иметь никакого значения, – закончил ее мысль Гренвилл.
Макбрайд хмуро взглянул на него, но ничего не сказал, не желая выдавать больше, чем уже вынужден был сообщить.
– Сам я никогда не сидел в засаде, – гнул свое адвокат, глядя на Макбрайда, – но, если судить по телевизионным фильмам, это не самое веселое дело. Прямо скажем, скучное занятие.
– Точно, – подхватила Иден. – В кино тот, кто сидит в засаде или следит за кем-то, почти всегда ест фаст-фуд. Думаю, рисование все же лучше поедания гамбургеров. И коробку с красками не так трудно носить с собой.
– Я так не думаю, и вы меня не убедили, – заявил Джаред. – Я чувствую, что с этими картинами не так все просто и Тесс отнесла их в мастерскую с умыслом.
– Возможно, вы и правы, – согласился Гренвилл. – Ведь если написать письмо – его могут прочесть чужие. Если позвонить, то звонок при желании можно отследить. И тогда человек начинает искать способ оставить сообщение так, чтобы посторонние не догадались, что это сообщение.
Макбрайд взглянул на адвоката с интересом.
– И тогда это ее сообщение? Послание нам? – Иден опять принялась разглядывать акварели. – Она не стала делать снимки, потому что… потому что фотографии точно передадут всю обстановку дома, а картину можно написать так, чтобы она в чем-то не совпала с оригиналом. И теперь нам нужно отыскать, в чем именно!
Все трое переглянулись.
– Я беру гостиную, а вам холл, – сказал Гренвилл.
– И столовая, – кивнул Джаред.
– А я осмотрю спальню и ванную! – воскликнула Иден.
Они поделили акварели и поспешили разойтись для поиска решения головоломки. Через двадцать минут все опять собрались в гостиной.
– Я ничего не нашел, – сказал Джаред.
– Ничего, – эхом отозвались Иден и Гренвилл.
– Я даже проверил, совпадают ли изображения на картинах старины Тиррелла, – грустно покачал головой Гренвилл.
– Вы имеете в виду все эти работы, развешанные по дому? – спросил Джаред.
– Ну да. Они написаны художником-неудачником из рода Фаррингтонов, – улыбаясь, пояснила Иден. – Он мечтал жить в Париже, но семья была против, и его заставили вернуться. Он поселился в поместье и никуда больше не ездил до конца жизни. Он не желал иметь ничего общего с родней, не женился и не принимал участия в семейном бизнесе. И только писал картины. Миссис Фаррингтон говаривала, что если бы их судили по таланту, то они пошли бы на растопку, но раз полотна принадлежат члену семьи, их бережно сохранили. Признаюсь, мне они даже нравятся.
– Это потому что тебе дорого понятие семьи, – улыбнулся Гренвилл.
– Ты прав. – Иден ответила на улыбку, и их руки двинулись навстречу друг другу, чтобы ощутить тепло, которого обоим так не хватало.
– По крайней мере этому парню удалось полюбоваться ожерельем, которое наделало столько шума, – заметил Макбрайд.
И Гренвилл, и Иден изумленно взглянули на него:
– Что?!
– Да вот же. |