Его извилистый путь был отчетливо виден на слое пыли.
— Здесь… энергетические импульсы, исходящие из пола с разным интервалом, — прошептал в микропередатчик Домор. — Черт знает, зачем они тут, но мне почему-то не хочется их трогать.
Шли минуты болезненного ожидания. Домор неспешно шел своей извилистой дорогой к двери.
— Гаунт! Трос! — почти выкрикнул Дорден. — Фесов трос!
Комиссар мгновенно понял, о чем предупреждает старый врач. Домор легко обходил все невидимые опасности, а вот его страховочный трос выбрал куда более экономную дорогу. В любой момент он мог задеть один из очагов энергии.
— Домор! Замри! — скомандовал Гаунт в передатчик. Тот остановился как вкопанный. — Отвяжи от себя трос и брось его.
Без лишних слов Домор стал дергать трос, которым обвязал его Каффран. Ничего не выходило. Тогда сапер принялся ощупывать трос в поисках кончика, за который можно было бы потянуть и развязать узел. Лямка ранцевой батареи предательски соскользнула с плеча. Трос наконец развязался, но вместе с ним начал падать и ранец. Скривившись, Домор кое-как удержал его на локте. Он дернулся слишком резко, задел за провод и сорвал с головы наушники. Они с лязгом упали на камни в шаге от него.
Оставшиеся у входа гвардейцы вздрогнули. Ничего. Путаясь в лямках, Домор наконец забросил батарею за спину.
— Наушники, куда они упали? — спросил он.
— Не шевелись! Стой, где стоишь. — Гаунт сунул лазган Роуну и побежал по следам Домора со всей скоростью, на которую мог решиться.
Подойдя к слепому гвардейцу, он очень тихо и спокойно сказал, чтобы тот не поворачивался и не делал резких движений. Потом он нагнулся, аккуратно поднял наушники, снова подключил их к миноискателю и водрузил на голову сапера.
— Давай заканчивать, — облегченно произнес Гаунт.
Дальше они двинулись вместе. Направление и скорость задавал Домор, комиссар просто следовал за ним. Прошло еще четыре минуты, прежде чем они достигли дверей.
Тогда Гаунт махнул своему отряду, чтобы те по одному шли за ними по проложенной тропе. Он отметил, что Ферейд бросился к ним первым. На его лице читалось сердитое нетерпение.
Комиссар повернулся к огромным створкам. Их можно было различить только по тонким швам в стене. Настоящее чудо инженерии. Гаунт сделал то, что было написано в кристалле: положил ладонь на правую створку и слегка надавил.
Пятнадцатиметровые глыбы камня бесшумно расступились в стороны. За ними находился еще более обширный зал, залитый таким ярким светом, что Гаунт зажмурил глаза и поморщился.
— Что там? Что там такое? — спрашивал Домор.
— Не знаю, — ответил ему Гаунт, часто моргая. — Но я за всю свою жизнь не видел ничего подобного.
Комиссар и изнервничавшийся Ферейд вошли первыми. За ними — остальные, пораженные открывшейся картиной. Последним порог Эдикулы переступил майор Роун.
Инквизитор Хелдан вздрогнул и позволил себе расслабиться. Его марионетка сейчас находилась внутри священной Эдикулы Меназоида Эпсилон. А вместе с ней — и разум Хелдана. Все затраченное время, все его усилия были вознаграждены. Сквозь жалкие оболочки пустышек его сущность теперь могла прикоснуться к драгоценнейшему артефакту Вселенной.
Бесценный, невероятно опасный, совершенно непредсказуемый. Наконец-то Хелдан нашел верный способ свергнуть Макарота и тот режим Империума, который инквизитор терпел все это время. С помощью этой силы он сделает Дравера военмейстером и одновременно — своим надежным инструментом. Пока человечество сражалось против тьмы с помощью света, оно было обречено проигрывать снова и снова. Серый — вот о чем думал Хелдан. Тайное оружие той туманной серой грани, к которой всегда боялись обратиться закостенелые имперские доктрины. |