— Уволь меня от своих рассуждений!

— Черта лысого. Ты хочешь поднять лапки кверху.

— Да, да! Бен, я боюсь. Я должна быть скалой, за которой могут укрыться остальные, опорой, должна быть сильной каждую дерьмовую секунду каждого дерьмового дня. И в этом качестве я жутко лажанулась. Кто позаботится обо мне, комиссар? К кому я-то могу обратиться за помощью, а?!

— К себе.

— Потрясссно! Я пыталась, приятель; никто не отозвался.

— Пытайся упорнее, приятельница. Только это отличает седоков на передних сиденьях от пассажиров задних. — Он развернул Николь к себе. Еще ни разу не видела она Кьяри таким гневным и беспощадным. — Ты командир корабля, Ши, именно потому, что глубоко в душе, там, где проходит этот дерьмовый рубеж, ты достаточно безжалостна, чтобы сделать все необходимое ради успешного завершения миссии, и достаточно сильна, чтобы жить с этим. Вести вперед не только себя, но и окружающих. Свой экипаж. Это по силам тебе, Николь.

— Нет. Уже нет.

— Значит, предпочитаешь сидеть и ныть?

— По-моему, у меня нет иного выбора.

— Баба! — Николь показалось, что Кьяри ударит ее, но он начал бичевать ее словами. — Ты жива, сука! Это Кэт, Паоло и Шэгэй распались на атомы вместе со всем кланом Вулфов. Как ни крути, тебе отпущено на месяц больше, чем им; у тебя есть возможности, которых они не получат никогда. Они купили это время для всех нас ценой собственной жизни, старлей, а у тебя хватает наглости оплакивать себя?! — Он не находил слов.

Николь смотрела куда-то в сторону.

— Ты не подслащивал пилюлю, не так ли? — наконец спросила она.

— Чертовски верно.

— Подростком я частенько воображала себя в ВВС, парила по космосу без малейших усилий, вступала в бой с корсарами, стояла лицом к лицу с трусливыми космическими мерзавцами, спасала очаровательных принцев… Но в мечтах нет страха, боли, расплаты за ошибки. Я видела смерть друзей, Бен, и теперь стою перед возможностью — вероятностью — собственной смерти. Я боюсь.

— Господи, Николь, а с чего ты взяла, что ты другая? Думаешь, эти чувства доступны одной тебе? Мы все видели пробоину, и каждый понимает, что она означает. — Кьяри выскользнул из кресла, оказавшись перед Николь. — Никто не просит от тебя чуда, милая; просто делай все, что в твоих силах.

Звякнул люк, и Андрей заглянул в рубку.

— Прошу прощения, — начал он, но Николь жестом пригласила его войти. — Просто я подумал, что это может пригодиться.

Он бережно прижимал к груди спрятанные в футляры гитару Николь и флейту Кьяри.

— Черт возьми, они-то как тут оказались?! — недоверчиво спросила Николь. — Я же велела брать только самое необходимое!

— Разве к ним не подходит это определение? — с совершенно невинным видом произнес Андрей.

Николь погладила штампованный пластик футляра, чувствуя непреодолимое желание извлечь покоящийся внутри инструмент, и расплылась в улыбке.

— Спасибо, — выдохнула она Андрею, присовокупив пылкий поцелуй.

Сдвинув облегающий капюшон, она энергично потерла виски, тряхнула головой, чтобы всклокоченные волосы улеглись более-менее пристойно, и нажала на клавишу интеркома.

— Хана, как дела?

— Как у пушечного мяса, — тотчас же откликнулась та. — Сижу и жду, когда великие умы, которым я доверила свою жизнь, созреют на дальнейшие действия.

— «Великие умы»?

— Конечно. Ведь не будь ты такая крутая, тебя не поставили бы командиром, правда? — И вдруг шутливый тон стал серьезным.