А потом я выросла, мы переехали в этот город жить, я много времени проводила с дедом, и он всегда выводил меня на правильный путь, если мне казалось, что я немного запуталась. Он очень меня любил, правда.
— Я верю. — Теперь они шли рядом. Дом уже виднелся впереди, большой, красивый, словно сошедший с картин прошлого века. — И вы всегда могли посоветоваться с вашим дедом по любому вопросу? Я слышал, что Липатов был довольно жестким человеком и, как бы это помягче выразиться, в достаточной степени ретроградом.
— Ну… — Тата помолчала, словно запнувшись на готовой вырваться у нее неправде. — По большому счету, у нас не было запретных тем. Я советовалась с ним при выборе вуза, по работе, по ремонту в квартире, по взаимоотношениям с мамой. В свое время дед очень помог мне пережить папину смерть. С ним рядом было не так мучительно горевать, как рядом с мамой. Но вы правы. Запретные темы между нами, конечно, тоже были. К примеру, я никогда не обсуждала с ним проблемы Гошки, чтобы не выдавать чужие секреты и не навлекать на его голову дедов гнев. К внукам он действительно всегда относился сурово. Не так, как ко мне.
— И все-таки что-то личное вы от него скрывали? — мягко спросил Чарушин и удивился, увидев, как побледнела вдруг Тата.
— Какое это сейчас имеет значение? Пойдемте быстрее, нас уже ждут. Люба не любит, когда опаздывают к ужину. Неудобно заставлять такое количество людей нас ждать.
— А Люба давно работает у вашего деда? — спросил Чарушин, чтобы сменить явно неприятную ей тему разговора.
— Нет, меньше года. Предыдущая экономка внезапно уволилась, и дед где-то нашел Любу.
— Где-то? Как мог восьмидесятичетырехлетний человек, который практически не выходит из дома, найти себе новую домработницу? — спросил Чарушин. Ответ на этот вопрос казался ему важным. — Ваш дед едва ли был легкомысленным человеком, а Люба — это человек, постоянно живущий в доме. Она не могла быть взята просто с улицы или с сайта работы по найму.
— Я не знаю. — Тата остановилась и удивленно посмотрела на Чарушина. — Правда, не знаю. Дед никогда не грузил меня, нас такими вопросами и своими проблемами. Я просто знаю, что Инесса Карловна, бывшая домработница, которая проработала у него много лет, еще с Череповца, вдруг уволилась и появилась Люба.
— И вас это не удивило?
— Нет. Инесса Карловна уже немолода, ей лет семьдесят пять, если не больше. Понятно, что ей не под силу уже было заниматься работой по дому. Дед назначил ей достойную пенсию, и она переехала то ли к сыну, то ли к внучке. А откуда взялась Люба, я не задумывалась. Может быть, Инесса Карловна ее посоветовала, может быть, Рафик нашел, может быть, Валентина постаралась. Хотя нет, Валя тогда у деда еще не работала.
— Валя — это помощник, личный секретарь и медсестра в одном лице? — уточнил Чарушин. — И она, получается, тоже работает в Знаменском недавно?
— Да, она появилась с полгода назад, может, чуть больше. Кажется, летом. Думаю, что тоже с подачи Рафика. Больше некому. Всё, мы пришли.
Чарушин быстро поднялся в отведенную ему комнату, разобрал рюкзак, вымыл руки и спустился вниз, в столовую, указанную Татой. Ужин уже начался, и заставлять людей ждать было действительно некрасиво. Он зашел в большую комнату, увидел огромный овальный стол и сборище незнакомых людей, среди которых ему предстояло пожить какое-то время. С дальнего конца стола махала ему рукой Тата. Слава богу, хоть одно знакомое лицо. Хотя нет, вон Артем, который вылезал из машины у чарушинского дома, чтобы поздороваться. Парень ему понравился, лицо хорошее, открытое, незамороченное. Сейчас такое нечасто встретишь.
— Вы, наверное, Никита. |