— К Чарушину шел пожилой мужчина с кучерявыми волосами, крупным носом и полными губами. Внешность у него была неславянская, и Чарушин понял, что это и есть Рафик Аббасов, приемный сын Липатова. — Проходите, садитесь. Тата предупредила нас, что она пригласила гостя.
— Таточка у нас всегда делает то, что хочет, — ехидно произнесла довольно красивая женщина, оценивающе осмотревшая Чарушина с ног до головы. — Подумаешь, похороны любимого деда… Подумаешь, что будут только свои… Если уж нашей Таточке втемяшилось в голову позвать постороннего, то она так и поступит. И ей плевать, как это выглядит со стороны. Вы у нас кто? Новый хахаль? Охотник за потенциальным Таткиным богатством?
— Марина, прекрати. — Худая, как будто высохшая женщина со злым, надменным лицом отбросила в сторону накрахмаленную салфетку, которую держала в руках. — Не устраивай скандала, помни, что ты в приличном обществе. Хотя ты, Тата, действительно могла бы и удержаться от того, чтобы приглашать своих друзей, — слово «друзей» она выделила так, что оно прозвучало неприлично, — в такой ситуации.
— Ой, бросьте вы, тетя Вера, — протянула Тата весело. — Не нужно учить меня приличиям. Остановитесь на Марине. Она, уж коли ее угораздило стать вашей невесткой, вынуждена это терпеть, а я не буду, вы же знаете.
— Да уж знаю. Это все дед. Позволял тебе все и всегда. Вырастил нахалку.
— Вера, успокойся, — устало попросила еще одна немолодая женщина, в чем-то неуловимо похожая на Тату, ее мать Ольга Павловна. — И оставь уже в покое мою дочь. Давайте уже будем наконец ужинать. Я не очень хорошо себя чувствую с дороги.
— Разрешите все-таки представиться. — Чарушину надоели препирательства дружной семейки, напоминающей скорпионов в банке. — Меня зовут Никита Чарушин, я — юрист. Прибыл сюда по приглашению Татьяны Александровны, чтобы представлять ее интересы в вопросах, связанных с наследством. Здесь же в усадьбе гостит моя семья — жена с ребенком, так что моральный облик как мой, так и Татьяны Александровны не должен вас беспокоить.
— Ребенок? Маленький ребенок? — визгливо спросила толстая до безобразия старуха, которая, не дожидаясь всех остальных, уже жадно ела. Сосискообразные пальцы хватали со стоящих перед ней блюд куски вареного языка и отправляли их в рот вместе с пучками петрушки. Выглядело это отвратительно. — Он будет своим плачем не давать спать по ночам, а днем бегать по коридорам, стуча пятками. Тата, ты совершенно не думаешь о своих близких.
На щеках у Чарушина заходили желваки.
— Моя семья живет в коттедже, в дом заходить не планирует, так что мой сын вам не помешает, — металлическим голосом сказал он. — Обсуждать с вами целесообразность своего визита я не собираюсь, поскольку договор заключен между мной и Татьяной Александровной. Пока ей угодно, я буду тут находиться, вне зависимости от того, нравится вам это или нет. Всем приятного аппетита.
Он подошел к свободному стулу, сел и положил салфетку на колени.
— Браво. — На другом конце стола кто-то захлопал в ладоши. Чарушин поднял голову, чтобы посмотреть, кто именно, и обалдел. Улыбаясь, на него смотрела соседка по купе. Они вместе ехали от Казани до Москвы, и она, кажется, говорила, что едет в командировку.
— Еще одна наша гостья, — вступил в разговор Рафик. — Тоже юрист. Она представляет фирму, услугами которой пользовался Георгий Егорович. Ее зовут Нина Григорьевна. Прошу любить и жаловать.
— Сколько юристов на квадратный метр, — пробурчал представительный мужчина с властным лицом. — Сразу видно, что наследство, которые мы собрались делить, что-то из себя представляет. |