Изменить размер шрифта - +
Соколов приблизил к ней свое лицо. От кала сильно пахло. Он взял одну из слипшихся колбасок. Она была теплой и мягкой. Он поцеловал ее и стал быстро есть, жадно откусывая, мажа губы и пальцы.

Снова где-то далеко закричала ночная птица.

Соколов взял две оставшиеся колбаски и, попеременно откусывая то от одной, то от другой, быстро съел.

В лесу стояла тишина.

Подобрав мягкие крошки и тщательно вытерев руки о траву, он наклонил ведро и стал жадно пить. Черная бездонная вода качнулась возле его лица, вместе с ней качнулась луна и перевернутые созвездия.

Соколов жадно пил, обняв холодное ведро потными ладонями и наблюдая, как дробится, распадается на блики вертикальная палочка созвездия Змеи.

 

 

 

Соревнование

 

Лохов выключил пилу, поставил ее на свежий пень:

– Они третью делянку валят. Там еще с ними этот… Васька со Знаменской…

– Михалычев? – спросил Будзюк, откинув сапогом толстую сосновую ветку.

– Он самый. А завел их ясно кто – Соломкин. Вчера в конторе мне ребята рассказывали. У них комсомольское собрание было, ну и Соломкин выступал. Мы, говорит, всегда за будзюковской шли, а теперь кровь из носу – будем первыми. Ну и началось. Я щас шел, они там, как стахановцы, – валят, не разгибаясь.

Будзюк вздохнул, потер о рукав испачканную в смоле ладонь:

– Да… Соломкин, он боевой парень, я знаю… этот заведет…

– Да и остальные тоже, знаешь, они ведь как на подбор там – после армии только. Силушку девать некуда…

Будзюк молча кивнул головой.

Над просекой парили два ястреба. Лохов снял фуражку, вытер вспотевший лоб:

– Я еще раньше сказать хотел, да, знаешь, как-то…

– Что?

– Ну, не знаю…

Будзюк рассмеялся:

– Чего, испугался, что ли?

– Да нет, Сень. Просто при ребятах не хотелось. Пусть сами в конторе узнают.

Будзюк стряхнул с брюк опилки:

– А не все ли равно – когда. Да и чего такого? Ну вызвали на соревнование, ну и что?

Лохов почесал щеку:

– Сень, а может, пусть они с васнецовской соревнуются, а?

Будзюк насмешливо посмотрел на него:

– Чего – сдрейфил?

– Да нет… просто годы уже не те… напахался, да и ты тоже…

Будзюк покачал головой:

– Да-а-а… как ты быстро на попятную. А я вот, Иван Лексеич, дорогой мой сродственник, тоже попахал за свою жизнь не меньше твоего. Но уступать первое место и вымпел каким-то там Соломкиным не желаю! А ребята щас вернутся, я им скажу, что соревноваться будем. Будем!

Лохов, прищурясь, смотрел на попискивающих ястребов. Будзюк поставил ногу в кирзовом сапоге на поваленную сосну:

– Да неужели у тебя простой человечьей гордости нет, Вань? Они ж молокососы, салаги зеленые! Ты что, думаешь, у наших сил не хватит? Да мой Жорка троих ихних стоит! А Петро? А Саня? За пояс мы их заткнем, факт! Они и леса-то не видали сроду, а туда же – перегоним! Штаны лопнут.

Лохов улыбнулся:

– Ну это как сказать, Сень. Они вон какие – угарные ребята.

– Бог с ними. Пусть пашут. Мы сноровкой возьмем, а не нахрапом.

– Да я-то не против, пожалуйста… только чего нам этот вымпел… премию и так получаем, прогрессивку тоже…

Будзюк махнул рукой:

– Скушный ты человек, Ваня. А еще потомственный лесоруб…

Он поднял свою пилу, тронул клапан подсоса, дернул шнур. Пила затарахтела, выпуская бело-голубой дым. Будзюк подхватил ее и понес к соснам.

Быстрый переход