— А в чем? Ты скажи, в чем? Мне это знать надо, — мужчина даже подался вперед, — я, понимаешь, хочу, чтобы меня хорошие люди окружали, чтобы не продали меня за бабки эти сраные, ты вот, знаю, — не продашь, а все-таки уходишь. Почему?

Кастет опять пожал плечами:

— Не знаю, не могу сказать, не мастак я говорить и слов нужных не знаю. Плохо мне у вас, страшно.

— Тебе страшно?! Ты ж войну прошел, людей убивал, и тебя убить могли, ранен вот был — знаю, чего здесь-то бояться?! Опять же боксером, говорят, знатным был, чемпионом…

Кастет кивнул.

— Два раза чемпионом Вооруженных сил, пять раз — призером Союза, и так по мелочи еще было — кубки там всякие, грамоты… — своим спортивным прошлым Кастет гордился, — там все не так было, честно. Я — сильнее, значит, я выигрываю…

— Так ведь и у нас все честно, — оживился собеседник. — Сегодня я сильнее и я город держу, а что завтра будет — посмотрим.

— Нет, не так это все, — Леха стукнул себя кулаком по колену, — ну, не могу я объяснить!

— Ладно, понял я тебя. Иди, Леша Костюков, живи своей жизнью, как умеешь, так и живи, если плохо будет — приходи, приму, помогу, чем смогу, только не придешь ты, вот чего жаль… Хотел я посмотреть, что ты за мужик, не продашь ли, не ссучишься. Вижу — не продашь, потому — иди. А если б гниль в тебе была, — мужчина улыбнулся своей мертвой улыбкой, показав два ряда золотых зубов, — тогда бы другая дорожка тебе корячилась, братва уже бушлат деревянный хотела заказывать, да я отговорил, поглядеть на тебя вздумал. Так что удачный у тебя сегодня день, а я вроде как крестный тебе — считай, жизнь сохранил. Все, Кастет, иди, а я кушать буду и о жизни правильной думать.

Мужчина наклонил голову, то ли прощаясь, то ли высматривая в тарелке кусок полакомей…

Кастет вздохнул — купить тачку, хоть плохонькую, да свою, было его давней мечтой.

После несложившейся карьеры бандита-охранника его армейские дружки-приятели пристроили Кастета в фирму «Суперавто», одну из множества мелких фирмочек, возникших на развалинах советского колосса — «Совтрансавто». Леха стал обладателем донельзя разбитого российскими дорогами «КамАЗа», на восстановление которого ушли остатки бандитских денег, отложенных им на покупку хоть какого-нибудь жилья. Потому что с хохлушкой Алесей, бывшей к тому же его законной супругой, Кастет не жил уже около года, с того самого дня, когда заявил ей о своем намерении уйти из бандитского агентства «Скипетр».

— Ты — неудачник, — сказала тогда Алеся, — неудачником был, неудачником и помрешь. Ты ж ничего не можешь, только морды бить, куда теперь пойдешь, вышибалой в кабак какой-нибудь? Так там те же бандюги, только бабок пожиже будет и помыкать тобой будут все кому не лень, начиная с последней шлюхи, а что, может, тебя к шлюхам и тянет, кобель драный?! Так вали отсюда, освобождай жилплощадь, я уж как-нибудь без тебя, кобеля, с дитем проживу, не помру с голоду.

По правде говоря, жилплощадь эта, а вернее квартира, была Лехина. И не просто квартира, в которой он жил. Здесь он родился, здесь родился и умер его отец, его дед с бабкой пережили в ней блокаду. А Алеся приехала в Ленинград в шестнадцать лет. Особым интеллектом она не отличалась, но благодаря провинциальной настырности, щекастой смазливой мордахе, выдающемуся для девчонки ее лет бюсту, крупным подвижным ягодицам, а главное, редкой сексуальной сговорчивости и исключительному темпераменту она не только поступила в Петродворцовое реставрационное ПТУ, но и успешно переходила с курса на курс.

ПТУ было престижным, поступить туда было нелегко, закончить еще труднее, потому что большая часть выпускников, отработав положенный после училища срок, поступали в знаменитую Муху, так что ПТУ это было чем-то вроде кузницы будущих кадров для престижного вуза.