|
Летун лежал на палубе, омеговец на башне перезаряжал автомат. Из люка высунулся второй, с ружьем. Я отвернулся, крутя штурвал — слишком сильно накренившийся «Зеб» мог перевернуться, пришлось сворачивать. Мы вползли в седловину между барханами. Сквозь рокот моторов долетел звук выстрела, позади звякнуло стекло, и меня будто молотком ударило в спину, бросив на рулевое колесо. Я распластался на нем, обхватив руками, хребет прошила боль, ноги сделались ватными. Ругаясь, повернул штурвал еще сильнее, потом выровнял машину и выпрямился. Поясница пульсировала болью, колени дрожали. Придерживаясь за колесо одной рукой, я отвел вторую назад, пощупал куртку — порвана, рубаху — порвана, — спину… Дырки нет, хотя, судя по ощущениям, синяк там теперь будь здоров. А ведь он мог мне хребет сломать! Хотя нет, не мог — световая броня переводит энергию выстрела на всю свою поверхность. Под ногами раздалось негромкое «звяк!» — на пол упала сплющенная пуля. А в заднем окне появилась дыра с паутиной трещин вокруг. Сквозь шум наших движков гул танкерского мотора был не слышен. В любом случае, догнать они меня не могли — машины у омеговцев тяжелые и с приличной огневой мощью, их трудно остановить и тем более уничтожить, но двигаются они не слишком быстро. Я еще трижды поворачивал, зная, что особого смысла в этом нет — «Зеб» оставляет слишком заметный след, который ветер заметет песком не так быстро — и выкатил на каменистую равнину, дальней границей которой служил ряд уродливых низких деревьев. Судя по скорости танкера и расстоянию, которое нас теперь разделяло, он доберется сюда примерно, когда мы достигнем той рощи. До нее было далековато, с такого расстояния омеговцы не станут стрелять — не добьют. Теперь главное для меня, не снижать скорость. Я зафиксировал штурвал, потер шею, достал «шершень» из кобуры и вышел наружу. Небоход вяло шевелился, лежа на спине. На смуглом гладком лбу его была глубокая ссадина, куртка порвалась на плече, левое стекло очков треснуло. Приставив «шершень» ему между бровями, я сказал: — Ты следил за мной. Или следила? Сними очки, чтобы я понял, как правильно. Летун замер. Ветер шевелил выбившуюся из-под шлема черную прядь и поля моей шляпы. «Зеб» слегка покачивался, рокотал двигатель. — Ты — доставщик, — объявил незваный гость тонким голосом с легкой хрипотцой. — Я доставщик, и у меня пистолет, — уточнил я, сильнее вжимая стволы ему в лоб. — Грешно тыкать пистолетом в живого человека. — А мозги ему разнести? Он поразмыслил. — Это еще грешнее. Но из «шершня» вряд ли получится. — В упор, да из двух стволов? Шутя! Мы помолчали, разглядывая друг друга. — Покажи личико, — велел я. Он медленно поднял руки, взялся за очки и сдвинул их на лоб. Расстегнул ремешок и стащил с головы шлем. Ветер зашевелил густые черные волосы. Большие, темные, немного раскосые глаза в упор смотрели на меня. — Ну да, баба, — кивнул я. — Так и знал. Да еще и цыганка. Она молчала, осторожно трогая плечо, где была порвана куртка. — Зачем следила за мной? — повторил я. — Следила? — Девушка пошевелил густыми бровями. — О чем ты? Как следила? — Через передатчик у меня в трюме. А у тебя в авиетке был приемник. — Не было там никакого приемника! То есть был, это для связи с Ульем… — Ты помощница Богдана? Напарница? Что вы двое затеяли? — Слушай, доставщик! Поцелуй меня симбиот, я вообще не понимаю, о чем ты толкуешь! На лице цыганки было такое неподдельное удивление, что я нехотя убрал «шершень». Ее зрачки вдруг закатились, почти исчезнув из виду, голова склонилась к плечу — девушка свалилась бы обратно на палубу, если бы я не поддержал ее за плечо. |
