По перепачканному лицу катились слезы, оставляя неровные грязные бороздки. Его колени с такой силой стучали друг об друга, что он с трудом удерживался на ногах, и когда первый из пещерных жителей шагнул на уступ, на котором стоял Уолдо, и Уолдо взглянул на него, то увидел в глазах дикаря ужас.

И тут внезапно в душе Уолдо Эмерсон Смит-Джонса вспыхнуло нечто такое, что веками истреблялось утонченной и изнеженной культурой целых поколений, а именно — инстинкт самосохранения с применением силы. До этого этот инстинкт проявлялся лишь в стремлении спастись бегством.

В безумном страхе смерти он поднял дубинку высоко над головой и изо всех сил опустил ее на незащищенный череп своего врага.

Место упавшего занял другой, но и он упал вниз с раскроенной головой. Теперь Уолдо сражался как загнанная в угол крыса, при этом он что-то нечленораздельно выкрикивал, но уже не плакал.

Вначале он был потрясен кровавой расправой, которую учинил. Все его естество восставало при виде крови, и когда он увидел ее вместе со слипшимися прядями волос на своей дубинке и понял, что это человеческие волосы и человеческая кровь, и что он, Уолдо Эмерсон Смит-Джонс наносил удары, от которых дубинка покрылась густым отвратительным слоем крови, на него напал такой приступ тошноты, что он чуть было не потерял равновесие и не упал.

На какое-то время в боевых действиях наступило затишье, пещерные люди сгрудились внизу, потрясая кулаками и выкрикивая угрозы. Молодой человек стоял на уступе и глядел на них, с трудом отдавая себе отчет, что он в одиночку одолел дикарей.

Он был потрясен и напуган, но, как ни странно, не тем, что он совершил, а скорее ощущением внезапной, не поддающейся объяснению гордости от своего превосходства над дикарями. Что бы подумала мать, увидев сейчас своего дорогого мальчика?

Неожиданно Уолдо почувствовал, будто кто-то крадется к нему из темноты пещеры, перед которой он дрался, В тот же момент он поднял дубинку, чтобы нанести удар новому врагу.

Существо отпрянуло назад, и удар, который размозжил бы ему голову, просвистел на волосок от его лица.

Уолдо не нанес второго удара, его лоб покрылся испариной, когда он понял, что едва не убил молодую девушку. Теперь она стояла съежившись у входа в пещеру и со страхом взирала на Уолдо. Он приподнял свою продранную кепку и отвесил низкий поклон.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я и не предполагал, что увижу здесь леди. Я рад, что не причинил вам вреда.

В его тоне и поведении было вероятно что-то, что успокоило девушку, потому что она улыбнулась, подошла и встала рядом с ним.

Краска залила лицо и шею Уолдо — он почувствовал, как они горят. Нервно кашлянув, он отвернулся и стал пристально изучать расстилающийся перед ним ландшафт.

Затем украдкой взглянул через плечо. Удивительно! Девушка все еще была тут. И он снова нервно кашлянул.

— Прошу прощения, — сказал он. — Но вы… я оказался здесь случайно, послушайте, не лучше ли вам вернуться в пещеру… и одеться.

Она не ответила и он снова заставил себя повернуться к ней лицом. Девушка улыбалась ему.

Уолдо еще ни разу в жизни не находился в таком замешательстве, его поразило, что девушка вовсе не казалась смущенной.

Он снова обратился к ней, на этот раз она ответила, но на языке, который был ему непонятен. Этот язык не походил ни на какой другой, ни на современный, ни на мертвый, хотя Уолдо владел многими из них, в особенности мертвыми.

Он старался больше не смотреть на нее, поскольку понимал, как должно быть глупо он выглядит.

Теперь его внимание было занято более существенным делом, поскольку пещерные люди готовились к новому штурму. Теперь они собирали камни и в то время, как одни швыряли их в Уолдо, другие пытались подобраться к нему поближе. Увидев это, девушка нырнула в пещеру, но через мгновение вернулась, держа в руке какую-то каменную утварь.