|
Защитники природы, встревоженные резким сокращением популяции экзотических амфибий, потребовали у законодателей ограничить отлов и торговлю ядовитыми лягушками. Законодатели, недолго думая, приняли международное соглашение, которое объявило ядовитых лягушек охраняемым видом, а торговлю ими сделало противозаконной. Вот почему он не мог больше открыто посылать своих людей ловить маленьких дьяволят в тропических лесах Колумбии. Наказание за отлов особей охраняемого вида было жестким. Хуже того, если бы стало известно, что он нарушает закон, его репутации пришел бы конец, а с ней и конец щедротам дяди Сэма. Больше никаких денег, никакого престижа, никаких высот. Рэнди знал, что в Исследовательском центре Пембрука при Университете Кэлхуна Сеймура есть целый склад законно добытых золотистых лягушачьих шкурок, которые хранятся замороженными в жидком азоте. Лягушек собрали в тропических лесах Южной Америки задолго до введения ограничений. Главой Исследовательского центра Пембрука при Университете криминалистики был профессор Шеймас Фергюсон, которого Рэнди знал еще с тех пор, как сам был аспирантом кафедры биохимии Северо-Западного университета. Теперь они с Фергюсоном постоянно соперничали за финансирование и гранты из одних и тех же частных источников и правительственных учреждений.
И Фергюсон, этот параноидальный придурок, не продал Рэнди ни одной драгоценной шкурки с батрахотоксином, столь необходимым Крейтону для фундаментальных фармакологических исследований. А все потому, что Фергюсон – осел. Неуверенный в себе, склонный к соперничеству осел. Рэнди ехал на север, в Индианаполис, выстукивая пальцами ритм по рулевому колесу, приятно взбодренный виски и прогулкой с мисс Хиггинботэм. Свидание вне офиса принесло с собой желанную смену обстановки. Почему он не подумал об этом раньше? Его приятели по сквошу, когда он рассказывал им о своих похождениях в раздевалке корта, только качали головой, приговаривая: «Рэнди, чувак, нельзя гадить там, где ешь». Но Рэнди продолжал идти на поводу у своих склонностей и, при всем своем уме, не раз наступал на одни и те же грабли: четыре соблазненные лаборантки подали на него жалобу в отдел кадров, двум заявлениям был дан официальный ход, дело дошло до суда, так что на одни судебные издержки ушло двадцать четыре с половиной тысячи долларов, не говоря уже об огромных штрафах и моральных компенсациях, которые пришлось выплатить пострадавшим. А его последнее злоключение и вовсе стоило ему разборок со своими же адвокатами. Рэнди еще глотнул виски, когда зазвонил его сотовый. На экране видеорегистратора в центре приборной панели высветилось имя. – Говори, Гарольд. – Руки Рэнди по-прежнему лежали на руле в положении без десяти два – телефонную связь обеспечивал блютус. – Простите, что беспокою, босс. – Гарольд Буллок заменял Рэнди в лаборатории, когда тот выезжал за пределы города на конференции. Он всю жизнь проработал в «Макалистер» техническим специалистом. – Тут с вами хотят поговорить из чикагского отделения ФБР, говорят, что срочно. – ФБР? Рэнди рефлекторно снял ногу с педали газа, чувствуя, как помутился его разум: он понял, что та интрижка с как-ее-там грозит обернуться для него катастрофой, о чем он просто не мог думать. Он вытер лоб тыльной стороной руки. Это было свидание вслепую, пару недель назад; он отвез ее за границу штата, в захолустный бар в Иллинойсе. Ему показалось, что она не прочь. Но в разгар событий, чуток перебрав с виски и кокаином, он повел себя немного грубее, чем нужно. Было весело, но он слегка потерял контроль и, кажется, пропустил тот момент, когда зеленый свет ненадолго сменился желтым, а потом решительно вспыхнул красный. – Ага. Я тоже удивился. – В голосе Гарольда звучало такое же недоумение, как у Рэнди. – Он сказал, что ему нужна ваша экспертная оценка, но обсуждать по телефону подробности отказался. |
