Это было последним, что помнила Грасиела.

***  

Она очнулась в больнице в большой светлой палате, где стояло две дюжины кроватей и все были заняты. Взад и вперед сновали санитарки.

Голова Грасиелы раскалывалась от мучительной боли. Стоило ей пошевелиться — и боль огнем разливалась по всему телу. Она лежала, слушая крики и стоны других пациентов. Вечером к ее кровати подошел молодой врач. Ему было немногим больше тридцати, но он выглядел постаревшим от усталости.

— Вот мы и проснулись, — сказал он.

— Где я? — Ей было больно говорить.

— Ты в благотворительной палате провинциальной больницы в Авиле. Тебя привезли к нам вчера. Ты была в жутком состоянии. Нам пришлось зашивать тебе лоб, — продолжал врач. Наш главный хирург решил наложить тебе швы сам. Он сказал, ты слишком красива, чтобы ходить со шрамами.

«Он ошибается, — подумала Грасиела. — Шрам останется на всю жизнь».

***  

На следующий день Грасиелу навестил отец Перес. Санитарка подвинула стул к койке. Священник посмотрел на бледную прекрасную девочку, и его сердце сжалось. Жуткое происшествие с ней вызвало скандал в Лас-Навас-дель-Маркес, но ничего уже нельзя было изменить. Долорес Пиньеро заявила в полиции, что ее дочь упала и разбила себе голову.

— Тебе лучше, дитя мое? — спросил отец Перес.

Грасиела кивнула, от этого движения у нее тут же застучало в голове. — Полиция хочет знать, что случилось. Не хотела бы ты рассказать мне что-нибудь?

Наступило долгое молчание.

— Я упала, — наконец сказала она.

Ему было тяжело смотреть в ее глаза.

— Понимаю.

Он испытывал невероятную душевную боль от того, что должен был сказать ей.

— Грасиела, я говорил с твоей матерью…

Грасиела все поняла.

— Мне нельзя возвращаться домой, да?

— Боюсь, что так. Мы еще поговорим об этом.

Отец Перес взял Грасиелу за руку.

— Завтра я навещу тебя.

— Спасибо, падре.

Когда он ушел, Грасиела лежала и молилась: «Боже Милостивый, дай мне умереть. Я не хочу жить».

Ей было некуда и не к кому идти. Она больше никогда не увидит свой дом. Никогда не увидит свою школу, знакомые лица учителей. Для ее ничего не осталось в этом мире.

Возле ее кровати остановилась санитарка.

— Тебе что-нибудь нужно?

Грасиела с отчаянием посмотрела на нее. Что можно было сказать?

На следующий день вновь появился тот же молодой врач.

— У меня хорошие новости, — сказал он несколько неуверенно. — У тебя уже все в порядке, и ты можешь выписываться.

Это было неправдой, правдой было то, что он добавил:

— Нам нужно место в палате.

Она могла идти, но куда?

***  

Часом позже пришел отец Перес, с ним был еще один священник.

— Это — отец Беррендо, мой старый друг. Грасиела посмотрела на худосочного священника.

— Падре.

«Он прав, — думал отец Беррендо. — Она прекрасна».

Отец Перес рассказал ему обо всем, что случилось с Грасиелой. Священник ожидал увидеть признаки влияния той среды, в которой жил ребенок: черствость, дерзость или стремление вызвать к себе жалость. Но ничего этого он не нашел в лице девочки.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось так трудно, — обратился к ней отец Беррендо.

За этими словами крылось нечто большее.

Отец Перес сказал:

— Грасиела, мне нужно возвращаться в Лас-Навас-дель-Маркес.