— Ruego a nuestro Padre celestial para la salvacion de tu alma. En el nombre del Padre, del Hijo y del Espiritu Santo…

Стоя возле камеры, охранник слушал и про себя думал: «Что за пустая трата времени. Господь просто плюнет ему в глаза».

Священник закончил:

— Adios, сын мой. Да примет Господь твою душу с миром.

Священник подошел к двери камеры, и охранник, отперев ее, отступил, наведя автомат на заключенного. Затем, заперев дверь, охранник подошел к соседней камере и открыл ее.

— Он ваш, падре.

Священник вошел во вторую камеру. На лице находившегося там человека тоже были следы жестоких побоев. Священник окинул его внимательным взглядом.

— Как твое имя, сын мой?

— Феликс Карпио.

Это был крепкий бородатый мужчина со свежим синеватым шрамом, видневшимся на щеке сквозь бороду.

— Я не боюсь смерти, падре.

— Это хорошо, сын мой. Никому из нас ее не миновать.

Пока священник выслушивал исповедь Карпио, до здания докатился отдаленный звук, сначала приглушенный, он становился все громче и громче. Это был грохочущий стук копыт, смешавшийся с криками разбегавшейся толпы. Охранник встревоженно прислушивался. Шум быстро приближался.

— Вы бы поторопились, падре. На улице творится что-то неладное.

— Я закончил.

Охранник торопливо открыл камеру. Священник вышел в коридор, и дверь за ним закрылась. У фасада тюрьмы раздался оглушительный грохот. Повернувшись, охранник посмотрел в узкое решетчатое окно.

— Что за шум, черт побери?

— Похоже, что кто-то просит у нас аудиенции, — сказал священник. — Не возражаете, если я возьму у вас это?

— Что «это»?

— Ваше оружие, por favor.

Священник подошел вплотную к охраннику. Он молча снял верхушку висевшего у него на шее креста, обнажая лезвие длинного, зловеще поблескивавшего стилета. Молниеносным движением он ударил охранника кинжалом в грудь.

— Видишь ли, сын мой, — сказал он, забирая автомат из рук умирающего охранника. — Господь и я решили, что тебе больше не понадобится это оружие. In Nomine Patris, — произнес Хайме Миро, набожно перекрестившись. Охранник рухнул на цементный пол. Взяв у него ключи, Хайме Миро поспешно открыл двери обеих камер. Доносившийся с улицы шум становился все громче.

— Скорее, — скомандовал Хайме.

Рикардо Мельядо взял автомат.

— Из тебя получился чертовски хороший священник. Я чуть было на самом деле не поверил.

Он попытался улыбнуться распухшим ртом.

— Здорово они над вами поработали. Ничего. Они заплатят за это.

Поддерживая обоих, Хайме помогал им идти по коридору.

— А что с Саморой?

— Охранники забили его до смерти. Мы слышали, как он кричал. Его отнесли в лазарет и сказали, что он умер от сердечного приступа.

Они подошли к запертой железной двери.

— Ждите здесь, — сказал Хайме.

Приблизившись к двери, он обратился к стоявшему за ней охраннику:

— Я закончил.

Охранник открыл дверь.

— Поторопитесь, падре. На улице какие-то беспорядки…

Ему не суждено было закончить фразу. Нож Хайме вонзился охраннику в грудь, и изо рта у него хлынула кровь.

Хайме махнул своим товарищам:

— Пошли.

Феликс Карпио поднял оружие охранника, и они стали спускаться по лестнице. На улице царил хаос. Вокруг носились полицейские, пытаясь понять, что происходит, и справиться с орущей толпой людей, отчаянно стремившихся спрятаться от разъяренных быков. Один из быков, бросившись к фасаду здания, врезался в каменные ворота. Другой терзал тело сбитого с ног охранника.