— Господин! — закричал Ситрик, показывая куда-то мечом. — Господин!

Он увидел, что большая группа норвежцев, которым, скорее всего, преградили путь, когда те отступали к своим кораблям, укрылась на сломанном мосту. Северный конец моста охранялся римским бастионом, сквозь него вела арка, хотя под ней давно уже не было ворот. Вместо ворот проход к деревянному настилу сломанного моста преграждала «стена щитов». Они стояли точно так же, как я стоял в Воротах Лудда; их фланги защищали высокие каменные стены. Щиты норвежцев заполняли всю арку, и я видел по меньшей мере шесть рядов воинов, стоящих за первым рядом сомкнутых внахлест щитов.

Стеапа издал низкий рык и поднял топор.

— Нет, — сказал я, положив ладонь на его массивную левую руку.

— Построиться «кабаньей головой», — мстительно проговорил он, — и убить ублюдков. Убить их всех!

— Нет, — повторил я.

«Кабанья голова» — это построение клином, когда воины врезаются в «стену щитов», как живой наконечник копья, но ни одна «кабанья голова» не пробьет эту «стену» норвежцев. Они слишком тесно набились в проем под аркой и отчаялись, а отчаявшиеся люди будут драться изо всех сил за шанс спастись. В конце концов все они погибнут, это правда, но многие из моих людей погибнут вместе с ними.

— Оставайтесь здесь, — велел я своим воинам, протянул свой одолженный щит Ситрику, отдал ему свой шлем и вложил в ножны Вздох Змея.

Пирлиг последовал моему примеру, тоже сняв шлем.

— Ты не должен идти, — сказал я ему.

— Это почему? — спросил он с улыбкой.

Он протянул свой самодельный штандарт Райперу, положил на землю щит и, так как я был рад компании валлийца, мы вдвоем двинулись к воротам на мосту.

— Я — Утред Беббанбургский, — объявил я суровому человеку, глядящему поверх обода щита, — и если ты желаешь этой ночью пировать в зале Одина, я охотно пошлю тебя туда.

За моей спиной город вопил, плотный дым застилал небо. Девять человек в переднем ряду вражеской «стены щитов» смотрели на меня, но ни один из них не подал голоса.

— Но если вы хотите подольше насладиться весельем этого мира, — продолжал я, — тогда поговорите со мной.

— Мы служим нашему ярлу, — в конце концов сказал один из них.

— И кто же он?

— Зигфрид Тарглисон, — ответил воин.

— Он хорошо сражался, — сказал я.

Не прошло и двух часов, как я вопил оскорбления в лицо Зигфриду, но теперь пришла пора для более мягких речей. Настал черед изменить тактику, потому что враг должен был уступить и, таким образом, спасти жизни моих людей.

— Ярл Зигфрид жив? — спросил я.

— Жив, — отрывисто сказал воин, мотнув головой, чтобы показать — Зигфрид где-то сзади него на этом мосту.

— Тогда скажи ему, что с ним будет говорить Утред Беббанбургский, чтобы решить — будет он жить или умрет.

Этот выбор предстояло сделать не мне. Богини судьбы уже приняли решение, а я был всего лишь орудием в их руках.

Человек, с которым я разговаривал, крикнул, передавая мои слова тем, кто стоял позади. Я ждал. Пирлиг молился, хотя я никогда и не спрашивал — просил ли он пощадить людей, что кричали позади нас, или просил смерти для тех, кто стоял перед нами.

Потом тесно сбившаяся «стена щитов» под аркой, шаркая, разделилась, и в центре дороги открылся проход.