— Зачем? — подозрительно спросил Капис — Почему богиня просто не потребовала вернуть палладий?

Синон изобразил удивление:

— Палладий был осквернен.

— Продолжай, — приказал я.

— Талфибий предсказал, что как только этот деревянный конь окажется в стенах Трои, она никогда не падет. И к ней вернется прежнее процветание. Поэтому Одиссей предложил построить коня таким высоким, чтобы он не смог пройти в ваши ворота. Он сказал, дескать, тогда мы выполним волю Афины Паллады, но помешаем предсказанию сбыться. Деревянному коню придется остаться на равнине.

Он застонал и подвигал плечами, пытаясь усесться поудобнее.

— Ай, ай! Они искромсали меня на кусочки!

— Очень скоро мы отвезем тебя в город и займемся твоей спиной, — смягчился я, — но сначала ты должен рассказать все до конца.

— Да, мой господин, понимаю. Хотя я не знаю, что тут можно поделать. Одиссей придумал блестяще. Конь слишком высок.

— Мы что-нибудь придумаем, — жестко возразил я. — Заканчивай.

— Я уже закончил, мой господин. Они уплыли и оставили меня здесь.

— Они уплыли в Элладу?

— Да, мой господин. С таким ветром это проще простого.

— Тогда зачем у этого зверя колеса? — поинтересовался Лаокоон все еще скептическим тоном.

Синон заморгал от удивления:

— Как зачем? Чтобы вывезти его из нашего лагеря!

Ему нельзя было не поверить! Его страдания были слишком очевидны. Как и рубцы от ударов плетью, и крайнее истощение. И в его рассказе не было ни единого противоречия.

Деифоб взглянул на эту махину и вздохнул:

— Отец, какая жалость! Если бы можно было завезти его внутрь… — Он помолчал. — Синон, а что случилось с палладием? Ты сказал, его осквернили?

— Когда его принесли к нам в лагерь — его украл Одиссей…

— А кто же еще! — воскликнул Деифоб, прерывая Синона.

— Для богини соорудили отдельный алтарь, и вся армия собралась на нее посмотреть. Но когда жрецы совершили жертвоприношение, она три раза вспыхнула пламенем. После того как огонь погас в третий раз, она начала истекать кровью — на ее деревянной коже выступали крупные капли и катились по лицу и рукам, и даже из уголков глаз, словно она плакала. Земля дрогнула, и с чистого неба в рощу за Скамандром упал огненный шар — вы, наверно, его видели. Мы били себя кулаком в грудь, возносили молитвы, даже верховный царь. Потом мы узнали, что богиня пообещала своей сестре Афродите: если в Трою войдет деревянный конь, то Троя поведет за собой всю ойкумену и покорит Элладу.

— Ха! — фыркнул Капис. — Все это очень кстати! Хитроумный Одиссей строит коня слишком высоким и уплывает восвояси! Зачем им так напрягаться, чтобы всего-навсего уплыть отсюда? Какое им было дело до размеров коня? Они уплыли домой!

— Затем, — голос Синона свидетельствовал о том, что его терпение уже подходит к концу, — что будущей весной они вернутся!

— Если только, — я встал со стула, — конь не будет перевезен за наши стены.

— Это невозможно. — Синон привалился к борту колесницы и закрыл глаза. — Он слишком высокий.

— Это возможно! — воскликнул я. — Стража! Несите веревки, цепи, ведите мулов, быков и рабов. Сейчас раннее утро. Если мы начнем прямо сейчас, то сможем затащить зверя внутрь до наступления темноты.

— Нет, нет, нет! — заорал Лаокоон, лицо которого превратилось в маску ужаса. — Мой господин, нет! Разреши мне сначала хотя бы обратиться к Аполлону!

— Ступай и делай то, что считаешь нужным, — ответил я, отворачиваясь.