Еще более встревоженный, чем прежде, Роман медленным шагом вернулся к поселку, по-прежнему погруженному в зловещую тишину. Собаки сбились в стаю вокруг машин в ожидании неизвестно чего — может, еды, может, какого-то приказа хозяев, их желтые глаза неотрывно смотрели на людей.

Татьяна, у которой ныла рана, решила полежать в микроавтобусе. Ян нервно ходил туда-сюда, запустив пальцы в шевелюру, которая казалась еще более взъерошенной, чем обычно.

— Эти проклятые надписи имеют какой-то смысл! — воскликнул он, заметив Романа.

Еще не оправившись от шока после случившегося, тот молча согласился. Как ни странно, ему совершенно не хотелось никому рассказывать о своей таинственной встрече. Он ощущал в кармане квадратный лоскут ткани, а за поясом нож и не мог решиться заговорить. Ян продолжал что-то бормотать на ходу. Роман открыл было рот, но опять его закрыл, удивляясь и досадуя на самого себя. Какого черта он молчит?

Как будто он не мог поступить иначе.

Он решил еще раз взглянуть на место преступления, чтобы быть уверенным, что они ничего не упустили. Он проверил белье, просунул руку под тощие матрасы, даже порылся в печной золе, но ничего особенного не обнаружил.

— Мы уже проверили их одежду, — произнес Ян, который следовал за ним, не вмешиваясь в его действия.

— Ян, если бы у тебя имелась вещь и ты бы ни за что не хотел, чтобы ее нашли, где бы ты ее спрятал?

— Здесь?

Молодой человек осмотрелся. Они находились в той комнате, где в сундуке лежал мертвец.

— Здесь или где-нибудь еще.

— Но ничего не опрокинуто и не сломано!

— А я и не говорю, что убийцы что-то искали.

— Не понимаю…

— Я тоже, если это тебя успокоит.

Ян задумчиво посмотрел на него:

— Ты что-то ищешь, сам не зная, есть ли здесь это что-то?

— Вот именно.

— Ну, если бы я должен был спрятать что-то, чего, возможно, и не существует, но что ни в коем случае не должно быть найдено, даже если бы это и не искали, я бы сказал… там!

Он театральным жестом щелкнул пальцами, направив указательный на кальян, курительную трубку с водой, которую традиционно ставили на землю, возле хлопчатобумажной циновки.

— В этом сосуде, — повторил он. — Потому что его просто наполняют водой, не открывают, не чистят.

Роман поскреб ногтем большого пальца синеватую от пробившейся щетины щеку.

— Неплохо! Посмотрим…

Он вынул трубку из керамического сосуда и, бросив быстрый взгляд в сторону Яна, резким движением разбил кальян о стенку.

Пусто.

Ян пожал плечами.

— Мимо! — произнес он, крутанувшись на каблуках. — Я сказал просто наобум…

Роман подобрал с земли один из осколков терракоты и протянул его Яну:

— Посмотри.

На осколке четко виднелся рисунок кисти руки, выполненный черным, — руки, положенной вроде бы на колено. Ян сел на корточки рядом с ним и стал помогать переворачивать черепки, подбирать их один к другому, восстанавливая обратную сторону сосуда.

Понемногу стал проявляться портрет, выполненный тонкой кистью, черным по охре, напоминающий греческие портреты, портрет подростка, стоящего возле костра, опершись одним коленом о землю. Взгляд был обращен на того, кто смотрел на этот сосуд, в левой руке он сжимал копье или посох, правая лежала на бедре. Он был полностью обнажен, на лице еще никакой растительности, короткие, заплетенные в косы волосы окружали голову, словно нимб.