Глаза Чужака открылись, и он понял, что лежит, устремив взгляд на ясное небо, окрашенное оранжевыми красками заката. Чужак приподнялся, сел и посмотрел на гадалку.

– Ну что? Как ты себя чувствуешь?

– Больно. Только боль другая, хорошая боль. Чужак снова посмотрел на небо:

– Уже день. Мы потратили на это целый день.

– Два дня. Ты проспал весь день и всю прошлую ночь.

Чужак вскочил на ноги. С губ его невольно сорвался стон недовольства. Затем он подошел к костру, присел возле него на корточки и вытянул правую руку над углями костра.

– Все еще горячо, – пробормотал он.

Подув на золу, Чужак воспламенил несколько угольев. Подобрав с земли обломок ветки, сгреб их в середину. Бросив на них еще несколько веток, подул на угли, и вскоре разгорелось пламя, осветив лицо юноши. Он огляделся по сторонам, заметил кувшин с вином и взял его в руки. Затем сделал глубокий глоток, чувствуя, как благодаря содержимому кувшина расслабляются зажатые в тисках боли голова и мускулы. Отпив из кувшина еще, Чужак уселся возле огня.

Тарзака встала, подошла к костру и села на землю прямо напротив человека, избавившего ее от боли.

– О чем ты сейчас думаешь? Чужак покачал головой:

– Ни о чем, – ответил он, сжимая в руках кувшин. – Мой друг из Мийры... – Он сделал короткую паузу. – Бывший друг. Он называет это полезным снадобьем. – Чужак почувствовал, что на глаза его готовы навернуться слезы. – Его зовут Мортифай, он ученик старого Мейнджа.

Он снова приложился к кувшину.

– Мортифай перестал быть твоим другом? Дно кувшина коснулось земли.

– У меня нет друзей! Те, кого я считал своими друзьями, отреклись от меня прежде, чем это сделали обитатели города. – Чужак ткнул пальцем себя в грудь. – Никто так и не заступился за меня. Никто не предложил помочь мне. Ха! Друзья!

Он снова отхлебнул из кувшина, после чего выпрямил ноги.

– Ага, вот и боль потихоньку уходит. Я поверить никогда не мог, что когда-нибудь испытаю такую усталость.

Гадалка кивком головы выразила согласие.

– Ты славно потрудился, Чужак! – Она развязала мешок своего исцелителя, извлекла из него комок теста и тут же принялась лепить из него лепешки. Не сводя глаз с теста, она заговорила:

– Ты убил пятерых слонов. Кто же из друзей смог бы простить такое преступление?

Чужак по-прежнему не сводил глаз с огня.

– Они убили мою сестру. Я был прав, когда сделал это. Моей вины тут нет.

– А что бы подумала о случившемся твоя сестра? Если бы ты спросил ее об этом, что она ответила бы тебе?

Глаза Чужака расширились от ужаса. Он вскочил, задев кувшин, который в следующее мгновение разбился о камни.

– Черт тебя возьми! – крикнул Чужак, прижимая руки к вискам. Лицо его болезненно скривилось, из глаз заструились слезы. – Черт тебя побери, – прошептал он. – Собирайся. Мы уходим.

– Уже почти ночь.

– Собирайся! – Чужак поднял с земли свой мешок, направился к тому месту, где провела ночь Тарзака, и засунул в мешок свой наряд дрессировщика.

– Нам обоим необходим отдых, – обратилась к нему гадалка.

Чужак перебросил мешок через плечо и посмотрел на Тарзаку.

– Если ты идешь со мной, то поторопись. – С этими словами Чужак зашагал в направлении горного склона, который должен был вывести их к Великой топи. Тарзака быстро собрала вещи и последовала за ним.

Глава 25

Крошка Вилл сидела на изгороди крааля, глядя на одинокую рощу деревьев, опушенных «волосами ангела», где покоилось в могиле тело Шайнера Пита.