– Всё будет так, как ты решишь. Ты мой лучший друг. Только тебе решать.
Прикрыв глаза, я проговорил:
– Я засыпаю. – Мне захотелось сменить тему, пока мы не дошли до признания в вечной любви друг к другу. – Останешься?
– Да, но уйду через… – Лоу вытащил из карманов джинсов телефон и проверил время; его лицо озарила яркая вспышка света, он выглядел уставшим, как и я. – Через четыре часа. Поставлю будильник.
– Не заразишься от меня? – спросил я, отодвигаясь.
– Вы, чистокровные, от любой мелочи болеете, – фыркнул он, снимая футболку, затем стянул джинсы. – Я уже успел в дороге подхватить заразу, но быстро оклемался.
– Как твоя поездка в школу?
– Как всегда, всё о’кей. – Он лёг на кровать и потянулся к одеялам, которые я скинул и скомкал ногами.
– Не надо. – Я слабо остановил его попытки меня укрыть. – Слишком жарко.
– Надо всё равно укрыть тебя чем-нибудь. – Он поднялся, подошёл к шкафам и принялся по-хозяйски рыться в них. – Ты прям как печка. – Он вытянул что-то и воскликнул: – Нашёл!
Через секунду я уже был укрыт лёгкой простынёй.
– Так-то лучше, – довольно проговорил он, укладываясь рядом.
– Спасибо, – сонно зевнул я. – Хотел рассказать, что произошло, пока тебя не было.
– Спи, – тихо сказал Лоу. – Завтра расскажешь.
Я закрыл глаза и моментально отключился.
XIX
Эдвард, сидевший перед Скэриэлом, достал очередную репродукцию – орёл, расправивший крылья, устремил взгляд вверх; рисунок сделан чёрным мелом – и показал Скэриэлу.
Тот довольно произнёс:
– Это точно Питер Пауль Рубенс. Кажется, «Капитолийский орёл»… Дай-ка подумать. – Он закусил губу, напряжённо рассматривая картину, затем неуверенно произнёс: – Могу ошибаться, но, кажется, тысяча шестисотый год, он тогда ещё в Италию переехал. Помню, что Рубенс много упражнялся в графическом рисунке.
Кивнув, Эдвард одобрительно прочитал из раскрытой энциклопедии по искусству, которую он использовал для того, чтобы экзаменовать Лоу:
– Тысяча шестьсот первый – шестьсот второй. Почти верно.
– Нет. – Скэриэл нахмурил брови и раздражённо бросил: – Мне нужно ещё раз повторить. Ни черта не могу запомнить даты.
– Не будь так строг к себе, – посоветовал Эдвард, доставая следующую репродукцию: корабль, тёмное море, огромные волны.
Лоу отмахнулся.
– Так, это сто процентов Рембрандт Харменс Ван Рейн.
– Почему? – наконец подал голос я. Последний час мне пришлось наблюдать за тем, как Эдвард помогал Скэриэлу заучивать названия картин. До этого я битый час слушал, как он пытался выучить наизусть первую песнь «Илиады» Гомера.
Скэриэл повернулся ко мне и с улыбкой объяснил:
– Просто это единственный пейзаж с морем у Рембрандта. А ещё эта картина была украдена в тысяча девятьсот девяностом году, и до сих пор неизвестно, где она находится.
– Не отвлекайся, – поучительным тоном произнёс Эдвард. – Как называется картина? Когда была написана?
– Дай мне секунду. – Скэриэл пристально вглядывался в репродукцию. – Вроде «Христос во время шторма на каком-то там море». |