Войдя в его кабинет, она удивилась еще больше: Брендон разливал в две кружки кофе из кофеварки.

– Молоко и сахар? – спросил он.

– Ни то, ни другое, – ответила она. – Приятный сюрприз, сэр!

– Я бросил курить пять лет назад, – сообщил Брендон. – Теперь только на кофеине и держусь. Садитесь.

Кэрол сгорала от любопытства. Она никогда еще не переступала порог кабинета начальника. Стены выкрашены в кремовый цвет, мебель такая же, как у Кросса, с той лишь разницей, что дерево блестит, нет следов от затушенных о столешницу сигарет и белесых кружков, оставленных горячими чашками. В отличие от большинства старших офицеров, Брендон не украшал стены фотографиями и взятыми в рамочку благодарностями. Он предпочел повесить несколько репродукций картин конца XIX века, с изображениями уличных сценок в Брэдфилде. Единственной вещью в комнате, которая оправдывала ожидания, была фотография жены и детей на письменном столе – увеличенный снимок, сделанный на борту яхты. Брендон, игравший в прямодушного, грубоватого служаку, на самом деле был сложным и умным человек.

Он указал Кэрол на стул, стоящий перед его столом, и тоже сел.

– Хочу внести ясность… – Брендон взял быка за рога. – Вы докладываете о ходе следствия суперинтенданту Кроссу. Он руководит этой операцией. Но я хочу видеть копии донесений – ваших и доктора Хилла, и хочу быть в курсе любой гипотезы, которая у вас появится и которую вы не сочтете возможным доверить бумаге. Как вам такая щекотливая перспектива?

Кэрол подняла брови.

– Есть только один способ узнать, сэр, – ответила она.

Брендон едва заметно улыбнулся. Он всегда предпочитал честность вилянию.

– Ладно. Вы получите доступ ко всем досье всех групп. Если возникнут проблемы, если почувствуете, что кто‑то пытается вставлять палки в колеса вам и доктору Хиллу – я должен узнать об этом немедленно, и не важно, от кого это будет исходить. Утром я сам поговорю с группой, дабы убедиться, что все усвоили новые правила игры. Я могу быть вам чем‑то полезен?

«Это только начало, – устало подумала Кэрол. – Любовь к трудностям – это прекрасно. Но, кажется, на сей раз любовь станет тяжелым испытанием».

Тони закрыл за собой дверь, бросил кейс и прислонился к стене. Он получил то, что хотел. Теперь это борьба умов, схватка его проницательности с извращенным воображением убийцы. Он должен найти извилистую тропку, ведущую прямо к сердцу преступника. Тони придется пройти по ней, избежать обманчивой игры теней, не заблудиться в предательском подлеске.

Он оттолкнулся от стены, внезапно ощутив крайнюю усталость, и пошел на кухню, стягивая с себя галстук и расстегивая рубашку. Сначала он выпьет холодного пива, а потом займется газетными вырезками по трем предыдущим убийствам. Не успел он открыть холодильник, как зазвонил телефон. Захлопнув дверцу, Тони схватил трубку, пытаясь, не уронить ледяную жестянку.

– Алло?

– Энтони, – произнес голос в трубке.

Тони с трудом сглотнул.

– Мне некогда, – сказал он, перебивая хрипловатое контральто. Поставив жестянку на кухонный стол, он потянул за колечко.

– Делаешь вид, что недосягаем? Ну да, хочешь покобениться! Я думала, что вылечила тебя от попыток избегать меня. Полагала, что все это уже позади. Не говори, что хочешь двинуться в обратном направлении и бросить трубку, не дав мне договорить. Это все, о чем я прошу. – В голосе прозвучали дразнящие интонации. Собеседница Тони готова была рассмеяться.

– Я не делаю вид, – запротестовал он. – Сейчас и правда неподходящий момент. – Он ощутил, как в душе медленно нарастает гнев.