— Одержимые, — прошипела мать Холлис. Она еще не оправилась от страха и сидела у камина, словно никак не могла согреться. — Они обрекают свои души, когда принимают этих проклятых духов в свои тела. Мерзость.

Холлис не знала, что означало последнее слово. Но он звучало изо рта матери страшнее, чем было лицо в тени под капюшоном. Она поежилась.

— Любимая, — отец взял жену за руку, большие пальцы окутали ее тонкие. — Мы должны быть благодарны за их жертву, за то, что они готовы рискнуть душами ради нас. Тень королевы-ведьмы за последние годы стала длиннее. С каждым днем захваченных тенью в этих краях все больше, и нам нужны эвандерианцы. Радуйся, что Орден отправил венаторов в наш город. Мы можем спать, зная, что они патрулируют улицы.

— Хотел бы я его увидеть, — вдруг сказал Хьюгон, с опаской взглянул на мать. Она не отреагировала, и он продолжил. — Я бы хотел увидеть венатора близко, увидеть его оружие. Может, даже… магию.

Мать Холлис поежилась, начертила святой знак, коснувшись лба, сердца и губ, и начала тихо петь молитвы.

— Ее, — тихо сказала Холлис.

— Что, кроха? — спросил ее отец. Он погладил ее голову, она сидела, скрестив ноги, у его ног. — Что ты сказала?

— Мы видели леди, — Холлис посмотрела на лицо отца, хмурясь. — Леди в красном плаще.

— Венатрикс, — сказал ее отец. — Охотниц зовут венатрикс.

— Венатрикс, — повторила Холлис. Слово было странным, но почему-то нравилось ей.

* * *

— Вставай! Вставай!

Холлис резко села на соломенном матрасе, моргая после сна. Она увидела перед собой лицо матери, что было странно. Мама никогда не поднималась по стремянке на маленький чердак, где спали Холлис и Хьюгон.

Но она стояла на прутьях лестницы, тянулась в чердак, грубо тряся детей. Серебряный свет проникал сквозь тонкую брешь в соломенной крыше, но этого не хватало, чтобы осветить лицо матери, свет только мерцал в ее больших испуганных глазах.

Холлис слабо вскрикнула, когда пальцы матери впились в ее руку и потащили из-под одеяла. Голова еще спала, но уши уловили вой рожков вдали. Священные рожки большого храма в центре города, но они гудели не для поклонения, а в предупреждении.

Страх пронзил ее сердце стрелой. Хьюгон возмутился, но Холлис слушалась мать тихо, спустилась по лестнице в дом. Ее мать грубо схватила ее и закинула на свою спину — она уже месяцами так не делала, ведь Холлис подросла. Холлис сжала узкие плечи матери, и та поясом привязала ребенка к месту.

Рожки все гудели. И теперь Холлис слышала крики в ночи.

— Что происходит, мама? — осведомился Хьюгон. Слезы в его голосе испугали Холлис. Хьюгон был большим и смелым. Он не мог плакать.

Их мать не ответила. Она схватила Хьюгона на улицу и повела его к двери, приоткрытой, чтобы было видно улицу. Холлис пыталась увидеть за ее плечом, понять, что за тени и вспышки огня там были. Ее почти оглушали крики, полные ужаса завывания рожков из храма, доносящиеся до них волной, готовой смыть их.

Большая фигура появилась перед ними. Сердце Холлис замерло, а потом забилось с облегчением, когда знакомый хриплый голос сказал:

— Они всюду. Они захватили город. Нам нужно к реке.

Отец схватил Хьюгона, словно он был не больше Холлис, хотя он был на три года старше. А потом Холлис уткнулась лицом между лопаток мамы, прячась под ее длинными светлыми волосами. Шаги шлепали по камням, тряся тело Холлис, но она пыталась заставить губы произносить молитвы. Получалось только:

— Богиня… богиня… богиня…

Ее мать вдруг остановилась.