Однако, если быть честным до конца, то у него не было сил 
	оставаться и с любой другой девицей. Энни, так и не 
	сфотографировавшаяся в Манчестере… Писать, однако, она могла бы и 
	onw`ye, чем один раз в два месяца… 
	    Бар в «Спортивном клубе» был открыт. Там расслаблялись парни 
	из Южной Африки и американские летчики. Один из пилотов распевал с 
	мягким акцентом жителя южных штатов: «О, Сюзанна, не плачь ты обо 
	мне…» 
	    — Скотч, — сказал Питер, впервые за весь вечер перестав 
	чувствовать себя одиноким. 
	    — «…прискачу я в Алабаму с банджо на лихом коне». — приятным 
	голосом пел американский пилот. Судя по его виду, он находился на 
	вершине счастья. 
	    — Джин с лаймом, — сделал заказ один из южноафриканцев, 
	которого товарищи называли Ли. Это был верзила в чине капитана. Из 
	высоко закатанных рукавов его форменной рубашки торчали мощные, 
	голые до плеч ручищи. — Всем джин с лаймом! — распорядился он. — А 
	ты что пьешь, кэптен? 
	    — Я уже заказал, — улыбнулся Питер. 
	    — Он нам сказал, что заказал… — пропел американский пилот. — 
	Неужели вам не понятно? Английский капитан сказал, что уже 
	заказал. А мы ему споем: «Кэптен, закажи еще, и еще, и еще…». 
	    Бармен, улыбаясь от уха до уха, поставил перед Питером две 
	порции шотландского виски, а гигант Ли слил их в одну посудину. 
	После этого все подняли стаканы. 
	    — За Южную Африку, — сказал один из американцев. 
	    Они выпили. 
	    — За сержантов, — сказал любивший петь американец, и 
	улыбнулся усатому лейтенанту из Южной Африки. 
	    — Потише, пожалуйста, — сказал лейтенант, тревожно 
	оглядевшись по сторонам. — Я могу оказаться в тюрьме на пять лет. 
	    — Не правда ли, что этот джентльмен выглядит, как настоящий 
	джентльмен? — спросил Ли у Питера, обняв усатого лейтенанта за 
	плечи. 
	    — Ну конечно, — сказал Питер. 
	    — Всё, — сказал лейтенант, — я уже за решеткой. 
	    — А между тем, он вовсе и не джентльмен. Он — сержант. 
	Проклятый сержант в моей треклятой роте! 
	    — Десять лет, — произнес усатый лейтенант. 
	    — Мы находимся в самоволке, — продолжал Ли. — Мы, это сержант 
	Монк, произведенный мною на один вечер в лейтенанты, настоящий 
	лейтенант Фредерикс … — он указал на невысокого рыжеволосого 
	офицера, сидевшего чуть дальше за стойкой бара, — …и я собственной 
	персоной. Мы — фермеры, люди независимые. И когда начальство, будь 
	оно проклято, сказало «Никаких отпусков!», мы сказали начальству 
	«Прощай». Три недели в песках в шестидесяти километрах от жилья… А 
	этому жалкому пехотному сержанту я сказал: вот тебе лейтенантские 
	нашивки, срывай свои лычки. Мы хотим показать тебе самые 
	знаменитые места города, чтобы ты по возвращении мог потрясти 
	бедняг солдат враками о красивой жизни в Каире. 
	    — Весь день и вечер мне приходилось разговаривать с людьми не 
	меньше, чем в чине бригадира, — заметил Монк. — Боялся, что у меня 
	не выдержат нервы. 
	    — Все продумано, — сказал Ли. — Если появляется патруль и 
	начинается проверка документов, я хватаю Монка за одну руку, 
	Фредди — за другую, и я докладываю: «Мы производим арест, сэр.                                                                     |