|
Остроумные замечания и неожиданные взрывы хохота смолкли, а удачные журналистские находки ждали наступления утра. В соседнем здании печатные машины неторопливо и безмятежно выдавали тираж завтрашнего номера. В полутемном помещении красивые пышногрудые девицы на украшающих стены картинках выглядели слегка утомленно. Чуть дальше по улице, рядом со зданием Красного креста,загулявшие солдаты свистом пытались остановить проезжающий транспорт, а какой-то слегка перебравший воин затянул на английском языке «Марсельезу». Бравурная мелодия и воинственные, впрочем, несколько неуверенно пропетые слова плавали в ночной тишине до тех пор, пока какой-то армейский грузовик не притормозил и не забрал певца. Радиоприемник был включен, и из него негромко лилась печальная мелодия. Лондон транслировал Концерт Чайковского для фортепьяно с оркестром. В комнату вошел помощник редактора с сержантскими нашивками на рукаве и уселся рядом с радио. — Хочешь вина? — спросил репортер, уже сидевший у приемника. На рукавах репортера вообще не было никаких нашивок. Помощник редактора взял вино, но выпить забыл. Он просто сидел с бутылкой в руках. — В Нью-Йорке есть один бар… — сказал помощник. — «У Ральфа». M` Сорок пятой улице. Отвратительная крошечная забегаловка. Но я любил там выпить. Тебе приходилось навещать Ральфа? — Угу… — ответил репортер. — Шотландское виски, — мечтательно произнес помощник редактора, — холодное пиво. Концерт закончился мощным трагическим аккордом, и вежливый английский голос сообщил, что оркестром руководил Тосканини, а за роялем находился маэстро Горовиц. На ночном африканском побережье эти имена звучали как-то странно. Вежливый голос пожелал всем слушателям спокойной ночи, и репортер настроился на Берлин. В Берлине играли вальсы и играли превосходно. В небольшой, засыпанной бумагой комнате заискрилась радостная музыка. Вежливый немецкий голос называл очередной вальс, после чего в дело вступали трубы и скрипки. — Немцы… — сказал помощник редактора. — Их надо на пятьдесят лет лишить права слушать музыку. Этот пункт следует специально включить в мирный договор. Дверь приоткрылась и в образовавшейся щели возникла физиономия правщика рукописей. Правщик имел чин капрала, он отправлялся спать и в редакционное помещение заглянул по пути. — Хотите леденцов? — спросил правщик, переступая через порог и протягивая коробку. — Я свой дневной рацион уже использовал. Помощник редактора взяли несколько шариков и принялись их сосать, слушая вальс. — Хорошая музыка, — заметил капрал. — Пятьдесят лет, — повторил помощник редактора. — Пора в постель, — сказал правщик. Он зевнул, потянулся и добавил: — Вот проснусь завтра и узнаю, что война кончилась. Капрал вышел, а помощник редактора запил пайковые леденцы глотком вина и спросил: — Ты когда-нибудь ел леденцы на гражданке? — Ни разу, — ответил репортер. — Я тоже никогда не пробовал, — сказал помощник редактора и задумчиво покрутил перед глазами бутылку. — Боже, какая здесь скукота! Как мне хочется оказаться в Италии. |
