АНЕТА. Да что же с ним делается-то? Что это за хворь такая, чтобы сразу соборование?!

ДУНЯ. Барыня, как же быть-то? А ну как он у нас тут помрет без покаяния? Ведь — грех!

АНЕТА. Не может быть такого состояния, не может быть такой болезни! Днем же еще песни пел! Нет таких болезней, чтобы за три часа умирали!

ДУНЯ. Да не кричите, барыня, соседи всполошатся!

АНЕТА. Как же мы батюшку-то сюда позовем? Что я ему скажу?

ДУНЯ. Барыня, а барыня! Где этот кавалер живет-то?

АНЕТА. На Петербургской стороне... Как ехать по Большой Гарнизонной, так где-то, не доезжая Бармалеевой... Или от Сытина рынка по Бармалеевой... Лизка однажды его домой подвозила, рассказывала — домишко невзрачный, на женино приданое куплен, хороший-то смолоду был не по карману, а там приличный человек и не поселится... И никак они оттуда не съедут...

ДУНЯ. Барыня! Мы вот что сделаем — я до Гриши добегу, приведу его, извозчика возьмем — да и отвезем кавалера к нему на квартиру, покамест жив! Гриша его бережненько вниз снесет и усадит — а?.. А дома к нему и батюшку позовут — а?.. И пусть там его хоть исповедуют, хоть соборуют!..

АНЕТА. Ах, делай как знаешь!.. Только, ради Бога, скорее!..

Дуня выбежала вон. Анета неуверенно подошла к полковнику Петрову.

АНЕТА. Потерпи... Потерпи, миленький! Потерпи еще немножко! Все обойдется — ты только потерпи... Вон лекарь-немец бумажку дал, пошлешь к аптекарю, принесут лекарство... Обойдется как-нибудь, обойдется...

Ночь, и две женщины в карете везли домой умирающего. Мрак съел все подробности — и только видно, что полковник Петров едва удерживается, лежа на узком сидении, а Дуня с Анетой не дают ему упасть. Дуня постучала в переднюю стенку.

ДУНЯ. Гриша, Гриша! Ты дорогу спрашивать не забывай! Спрашивай — где полковник Петров стоит, который государынин певчий!

АНЕТА. Господи, дай довезти живым! Не допусти, Господи!..

ДУНЯ. Напрасно вы, барыня, с нами увязались. Я бы и сама довезла.

АНЕТА. Бумажку отдать, для аптекаря...

ДУНЯ. Я бы и отдала. Пойдут теперь языками трепать!

АНЕТА. Я только проводить, я из кареты не выйду...

Полковник Петров зашевелился, стал шарить рукой.

АНЕТА. Тут я, тут!

Анета взяла его за руку, на держать было неловко и она соскользнула на колени.

ДУНЯ. Вот ведь горе какое... По Большой Гарнизонной уже едем! Теперь немного осталось. Это, поди, уж Копорского полка слободу проезжаем... Господи, пошли хоть какого встречнего — дорогу спросить!

Где-то на полпути к небу звучит голос взволнованной Анеты.

ГОЛОС АНЕТЫ. Господи, только бы он жил! Только бы жил! Близко к нему не подойду! Пусть со своей Аксиньей живет, пусть деток растит... Бедненький мой, только бы жил...

ДУНЯ. Как на грех — ни души! Поди знай, где тут сворачивать!

ПЕТРОВ. Аксюша, светик мой!

ГОЛОС АНЕТЫ. Господи, за что мне это? Не любила же его — а теперь, кажется, сама за него помереть готова... Баловство было, одно баловство... Лизка-дура подбивала... Да голос его ангельский в душу проник... Господи, бывало ли такое, чтобы любить за голос?

ДУНЯ. Довезем живым — всем святым свечек понаставлю!

ГОЛОС АНЕТЫ. И Юнону станцевать...

ДУНЯ. Милостыньку раздам!

ГОЛОС АНЕТЫ. Только бы жил, Господи! А я его услышу изредка, как он поет, — мне и того довольно... Не дай ему помереть без покаяния, Господи!..

ДУНЯ. Приехали, приехали!

Она выскочила из кареты и скрылась во мраке.

ГОЛОС АНЕТЫ.