– «Выхожу, вот, в отставку…» 
	   Неужели же мозговая игра, разделявшая их столько лет и зловеще сгущенная за два с половиною года, – вырвалась наконец из упорного мозга? И вне мозга уже тучами посгущалась над ними? Наконец разразилась вокруг небывалыми бурями? Но разражаясь вне мозга, она истощилась в мозгу; медленно мозг очищался; в тучах так иногда вы увидите сбоку бегущий и лазурный продет – сквозь полосы ливня; пусть же ливень хлещет над вами; пусть с грохотом разрываются темные облака клубы багровою молнией! Лазурный пролет набегает; ослепительно скоро выглянет солнце; вы уже ожидаете окончания грозы; вдруг – как вспыхнет, как бацнет: в сосну ударила молния. 
	   В окна кареты врывалося зеленоватое освещение дня, потоки людские бежали там волнообразным прибоем; и прибой тот людской – был прибой громовой. 
	   Здесь вот видел он разночинца; здесь глаза разночинца заблестели, узнали, тому назад – дней уж десять (да, всего десять дней: за десять дней переменилося все; изменилась Россия!)… 
	   Леты и грохоты пролетавших пролеток! Мелодичные возгласы автомобильных рулад! И – наряд полицейских!… 
	   Там, где взвесилась только одна бледно-серая гнилость, матово намечался сперва и потом наметился вовсе: грязноватый, черновато-серый Исакий… И ушел обратно в туман. И – открылся простор: глубина, зеленоватая муть, куда убегал черный мост, где туман занавесил холодные многотрубные дали и откуда бежала волна набегающих облаков. 
	   ____________________ 
	   В самом деле: ведь вот – удивились лакеи! 
	   Так рассказывал после в передней дежуривший сонный Гришка-мальчишка: 
	   – «Я сижу это, да считаю по пальцам: ведь вот от Покрова от самого – до самого до Рождества Богородицы… Это значит выходит… От Рождества Богородицы – до Николы до Зимнего…» [377 - Покров пресвятой Богородицы – праздник православной церкви (1 октября); Рождество Богородицы – церковный праздник, продолжается с 7 по 12 сентября; Никола Зимний – день преставления св. Николая-чудотворца, архиепископа Мирликийского (6 декабря).] 
	   – «Да рассказывай ты: Рождество Богородицы, Рождество Богородицы!» 
	   – «А я – что? Рождество Богородицы деревенский наш праздник – престольный… [378 - Праздник престольный – храмовый праздник в честь христианского святого, которому посвящен данный храм.] Так что – будет: считаю… Тут слышь – подъехали; я – к дверям. Распахнул, значит, дверь: и – ах, батюшки! Так что барин сам, в наемной каретишке (и плохая ж каретишка!); так что с ним барыня лет почтенных в дешевеньком ватерпруфе [379 - Ватерпруф – непромокаемое женское пальто.]. 
	   – «Не ватерпруфе, пострел: нынче ватерпруфов не носят». 
	   – «Не смущайте его: он и так обалдел». 
	   – «Одним словом – в пальте. Барин же суетился: с извозчика – тьфу, с кареты – он соскочил, руку барыне протянул, – улыбается: кавалерственно эдак; всякую помощь оказывает». 
	   – «Ишь ты…» 
	   – «То же…» 
	   – «Я думаю; не видались два года», – раздались вокруг голоса. 
	   – «Само собой: барыня из кареты выходит; только барыня – вижу я – смущены при таком при случ?е: улыбаются там – не в своем в полном виде; себя самих для куражу: за подбородок хватаются; ну, бедно, скажу вам, одеты; на перчатках-то дыры; не заштопаны, вижу, перчатки: может, некому штопать; в Гишпании, может, не штопают…» 
	   – «Рассказывай, ладно уж!…» 
	   – «Я и так говорю: барин же, барин наш Аполлон Аполлонович, всякую авантажность посбросили; стоят у кареты, над лужею, под дождем; дождь – Бог ты мой! Барин ежится, будто на месте забегали, притопатывают на месте носками; а как барыня при сходе с подножки вся на руку на их навалилась – ведь барыня грузная – барин наш так весь даже присел; крохотного барин росточка; ну, куды же им, думаю, грузную такую сдержать! Силенки не хватит…» 
	   – «Не плети белиндрясов; рассказывай».                                                                     |