|
– «Борона у вас есть?» – «Борона была-с у родителя». – «Ну, вот видите, а еще говорите…» Аполлон Аполлонович, взяв цилиндр, прошел в открытую дверь. Карета пролетела в туман Изморось поливала улицы и проспекты, тротуары и крыши; низвергалась холодными струйками с жестяных желобов. Изморось поливала прохожих: награждала их гриппами; вместе с тонкою пылью дождя инфлуэнцы и гриппы заползали под приподнятый воротник: гимназиста, студента, чиновника, офицера, субъекта; и субъект (так сказать, обыватель) озирался тоскливо; и глядел на проспект стерто-серым лицом; циркулировал он в бесконечность проспектов, преодолевал бесконечность, без всякого ропота – в бесконечном токе таких же, как он, – среди лёта, грохота, трепетанья пролеток, слушая издали мелодичный голос автомобильных рулад и нарастающий гул желто-красных трамваев (гул потом убывающий снова), в непрерывном окрике голосистых газетчиков. Из одной бесконечности убегал он в другую; и потом спотыкался о набережную; здесь приканчивалось все: мелодичный глас автомобильной рулады, желто-красный трамвай и всевозможный субъект; здесь был и край земли, и конец бесконечностям. А там-то, там-то: глубина, зеленоватая муть; издалёка-далека, будто дальше, чем следует, опустились испуганно и принизились острова; принизились земли; и принизились здания; казалось – опустятся воды, и хлынет на них в этот миг: глубина, зеленоватая муть; а над этою зеленоватою мутью в тумане гремел и дрожал, вон туда убегая, черный, черный такой Николаевский Мост. В это хмурое петербургское утро распахнулись тяжелые двери роскошного желтого дома: желтый дом [20 - Желтый цвет – господствующий цвет «Петербурга»: «желтый» сенаторский дом, сам Аполлон Аполлонович «желтенький» старичок; «желтыми» обоями оклеено обиталище другого героя романа – Александра Ивановича Дудкина, а его самого по ночам преследуют «желтолицые» видения; «желтоватое» лицо у Липпанченко, одет он в полосатую «темно-желтую» пару и «желтые» ботинки и т. д. С одной стороны, здесь сказалась традиция Достоевского, роман которого «Преступление и наказание» также ориентирован на желтый цвет (см.: Белов С. В. Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Комментарий. – Л., 1979. – С. 57 – 59; Соловьев СМ. Изобразительные средства в творчестве Ф. М. Достоевского. – М., 1979. – С. 219 – 232). Это «цвет» Петербурга – цвет его ампирных особняков и официальных зданий, расположенных в центральной части; таким он вошел и в произведения других писателей. Но, с другой стороны, Белый осложняет цветовое видение города тем, что для него желтый цвет есть цвет «Востока», проникшего в Петербург – символ «западного», «европейского» лика России.] окнами выходил на Неву. Бритый лакей с золотым галуном на отворотах бросился из передней подавать знаки кучеру. Серые в яблоках кони рванулись к подъезду; подкатили карету, на которой был выведен стародворянский герб: единорог, прободающий рыцаря [21 - Единорог – фантастическое животное, часто упоминаемое – Библии, имеет вид лошади с одним рогом посреди лба. Не менее 20 русских дворянских гербов включали в себя изображение единорога, однако среди них нет ни одного, который бы напоминал описание Белого, имеющее специфическую, но прозрачную символику: рыцарь (Запад) «прободается» мифологическим зверем. Герб рода Облеу-ховых (Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи, ч. II. [СПб., б. г.], л. 114 – 114 об.) ничего общего с описываемым в романе гербом не имеет. |
