Ирина посмотрела на часы. Было уже начало второго пополудни – рановато для настоящего погрома, но в самый раз для небольшой разминки. Сейчас ее не услышит никто, кроме этих двоих крокодилов под дверью, но они непременно сообщат Губанову, что она буянила целый день. Может быть, у него не выдержат нервы. Может быть, он придет.

Ирина не знала, что станет делать, если ей удастся вырваться. Куда бежать? В милицию? Ох, не смешите меня…

К газетчикам? Конечно, они с радостью возьмут у нее интервью и, может быть, даже попытаются раздуть скандал, но вряд ли это ее спасет.

Ирина заметила, что кофейная чашка все еще зажата у нее в руке, и для начала запустила ею в дверь. Чашка, в отличие от бутылки, послушно разлетелась на куски с восхитительным сухим треском. Осколки брызнули во все стороны белыми искрами, темно-коричневая жижа медленно поплыла вниз по полированному красному дереву. Изящно выгнутая, похожая на ухо в изображении младшего школьника фарфоровая ручка чашки, крутясь, отлетела к кровати. Глядя на эту ручку, Ирина почувствовала, как в ней темной волной поднимается привычное, но давно забытое лихое бешенство. “Давно мне так не хотелось побуянить, – отстраненно подумала она. – Что же это они со мной сделали? Давно, давно я не давала гастролей. Ничего, это не поздно исправить”.

Она вернулась к окну и одним резким рывком сдернула на пол тяжелую пыльную портьеру. Карниз, на котором держалась портьера, крякнул, но устоял – он был прибит на совесть.

– Ничего, – сказала ему Ирина, – на тебе свет клином не сошелся. Найдем что-нибудь пожиже.

К тому времени, как ее муж, не выдержав, решил наконец навестить Ирину, она уже почти выдохлась. Время близилось к полуночи, ломать в комнате было уже нечего, если не считать кровати, которая, как оказалось, тоже была сработана на совесть. Ирина уже подумывала, не устроить ли ей и в самом деле небольшой пожар, но тут за дверью раздались уверенные шаги и лязгнул отодвигаемый засов.

Она метнулась к стене, прижавшись к ней так, чтобы открывшаяся дверь заслонила ее от Алексея. В руках у нее была пыльная бархатная портьера, которую она держала за углы, приподняв на уровень глаз. Кроме портьеры, в правой руке она сжимала бутылку с вином. Содержимое бутылки в данный момент не вызывало у нее никаких эмоций – это был просто наполнитель, делавший ее оружие немного тяжелее.

Ей вдруг пришло в голову, что она выбрала самый примитивный из всех возможных тайников. За целый день можно было бы придумать что-нибудь более оригинальное, чем этот изжеванный трюк, годившийся разве что для детских мультфильмов. Губанов – майор госбезопасности, его вряд ли удастся купить на, такой ерунде. “Боже, – подумала Ирина, – что это со мной? Неужели я и вправду настолько деградировала? Вот сейчас он заглянет сюда, отберет у меня эту пыльную тряпку и бутылку, даст мне по физиономии и, может быть, снова изнасилует. В самом деле, чего ему стесняться? Он дома, а я – его законная супруга. Тем более, что в милицию я все равно не побегу. И рада бы, да не могу”.

Дверь начала открываться, и Ирина с трудом сдержала готовый вырваться наружу истеричный, полный животного ужаса вопль. Если Алексей догадается, что она затеяла, он.., он может перестать колебаться. Он перестанет колебаться и недрогнувшей рукой устранит препятствие. У него всегда при себе этот его дурацкий пистолет, да и без пистолета он справится с ней одной рукой. Просто свернет шею, и все.