— <style name="-1pt">Кто же возьмется за это? — удивился Анатолий Ильич.</style>

— <style name="-1pt">Да хотя бы Юргенсон! Петр Иванович не откажет мне в таком пустяке. Я объясню ему подробно всю суть дела…</style>

— <style name="-1pt">Заодно и попроси разыскать ее, — перебил Анатолий Ильич. — Прости, Петя, но за всеми этими делами, за всей суетой, я позабыл сказать тебе, что супруга твоя переменила свою квартиру, а на новом месте дворник сказал, что она уехала на неопределенное время куда-то на дачу. К кому-то из своих знакомых… Возможно, она прослышала о твоем приезде и поспешила скрьпъся?</style>

<style name="-1pt">— Невелика важность! — обнадежил его Петр Ильич, радуясь возможности вскоре покинуть Москву и вернуться в Каменку. — К осени она вернется, а если и не вернется, то Петр Иванович непременно разыщет ее. Он же чухонец, а чухонцы, скажу я тебе, весьма дотошный и обстоятельный народ.</style>

<style name="-1pt">Добрейший Петр Иванович согласился помочь другу, и Чайковский смог со спокойной душой покинуть Москву.</style>

<style name="-1pt">Он напишет своему бесценному другу: «Вы не можете себе представить, что за ад было это трехдневное пребывание в Москве! Оно показалось мне тремя столетиями. Когда я сел в вагон, то почувствовал такое облегчение, такое блаженство, как будто меня выпустили из смрадной, тесной тюрьмы».</style>

<style name="12-1pt1">ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ «БРАТЬЯ»</style>

<style name="-1pt">«Как хорошо, что у меня есть Модя и Толя», — часто думал Чайковский.</style>

<style name="-1pt">Близнецы были совершенно разными людьми, с разными взглядами на жизнь, разными привычками, но одно у них было общим — любовь к брату Пете.</style>

<style name="-1pt">Когда в 1860 году Сашенька, опекавшая младших братьев и заменившая им мать, вышла замуж за Льва Васильевича Давыдова и уехала с ним в Каменку, близнецы почувствовали себя одинокими. Именно тогда Петя, уже совсем взрослый мужчина, начинающий правовед, обратил внимание на неприкаянных младших братьев и стал заботиться о них. В одном из своих писем к Надежде Филаретовне он напишет: «Без преувеличения можно сказать, что эти два молодых человека составляют по своим нравственным и умственным качествам очень приятное явление. Меня соединяет с ними одна из тех взаимных привязанностей, которая и между братьями встречается редко. Они гораздо моложе меня, т. е. им десятью годами меньше моего. Когда умерла мать, им было четыре года. Сестра была в институте. Старший брат, человек хороший, но не из особенно нежных, не мог им заменить ласковой и любящей матери. Конечно, и я не был для них матерью, но я с самой первой минуты их сиротства хотел быть для них тем, что бывает для детей мать, потому что по опыту знал, какой неизгладимый след оставляет в душе ребенка материнская нежность и материнские ласки. И с тех самых пор между мной и ими образовались такого рода отношения, что как я люблю их больше самого себя и готов дня них на всякую жертву, так и они беспредельно мне преданы».</style>

<style name="-1pt">А вот как вспоминал тот знаменательный день Модест Ильич: «Ко времени замужества нашей сестры нам было по десять лет. Она любима была нами нежно, и поэтому, когда уехала, мы оба почувствовали себя очень осиротевшими. К этому горю присоединилось и то, что нас в это время отдали в домашнюю школу некоего А., где, вследствие нашей отсталости, учиться было просто невозможно. Мы ходили туда утром и часам к трем дня возвращались домой, где были предоставлены сами себе до ночи.