|
Могу вас уверить, что когда умеешь обращаться с ними, можно на них положиться. А что бы подумали эти же русские обо мне, в.в., видя, что я остаюсь дома во время войны в родной стране, они, которые всегда только того и желали, чтобы быть под управлением государя, а не женщины, о чем я сам много раз слышал от солдат своего полка, говоривших: дай Бог, чтобы вы скорее были нашим государем, чтобы не быть под владычеством женщины». Наконец, еще один довод против того, чтобы ему оставаться дома: в этом случае подданные «всю жизнь упрекали меня в низкой трусости, от чего конечно я бы умер от горести, так как был бы единственным государем моего дома, оставшимся сидеть во время войны, начатой за возвращение неправильно отобранного у его предков… Обещаю в.в., что все меры предосторожности будут точно соблюдены, как относительно иностранных министров, так и со стороны наблюдателей, которых оставлю вместо себя здесь».
Ответ свидетельствует о том, что император не имел ни малейшего представления, от кого ему следовало ожидать возможных неприятностей. Покушался на трон не Иоанн Антонович, строго содержавшийся в Шлиссельбурге, а находившаяся на свободе собственная супруга, которую он в течение нескольких лет третировал и которая, естественно, стремилась избежать участи заключенной в монастырской келье. Последнее письмо король отправил Петру III 12 июля 1762 г., когда Петр III уже был свергнут Екатериной Алексеевной с престола, но Фридрих II еще не получил известия об этом печальном для него событии. Король называет Петра своим братом и сожалеет о том, что он лично не будет иметь возможности встретиться с ним, по его расчетам, возглавившим поход русских войск, находившихся в пути к границам Дании. Встреча, однако, не состоялась — Петр III доживал последние дни в Ропше. Из содержания писем Фридриха II к Петру III можно сделать безоговорочный вывод о том, что тот, являясь императором России, фактически преданно служил Пруссии, нанося при этом ущерб интересам страны, которой правил. Петр III в большинстве случаев представлял интересы своего кумира по собственной инициативе, но иногда с готовностью удовлетворял его просьбы. Фридрих II отвечал на выгодные для Пруссии поступки Петра III ничего не ставшей ему пышной словесностью с обязательством в будущем оказать реальные услуги. Осталось ответить на вопрос, в какой мере клятвы короля соблюдать вечную дружбу с Петром III и лестные отзывы о его добродетелях были искренними. К сожалению, на этот вопрос могли дать ответ события, связанные с походом русских войск для отвоевания у Дании Шлезвига, отнятого ею у Голштинии, но поход не состоялся, потому условие для их проверки на деле отсутствует. По этому поводу с уверенностью можно сказать лишь одно: король никогда не придерживался правила выполнять свои обязательства, даже письменные, зарегистрированные в договорах, не говоря уже об устных — он всегда действовал по обстановке, соображения нравственности ему были чужды. Особый интерес об отношениях между двумя монархами представляют свидетельства современников, наблюдавших за этими отношениями как бы со стороны. Имеются в виду воспоминания графа Гердта о своем более чем двухлетнем пребывании в Петербурге в качестве военнопленного, а также донесения австрийских дипломатов при русском дворе: графа Мерси и Пецольда. Оба дипломата пристально следили за вешнеполитическими акциями и поведением Петра III, поскольку они означали выход России из антипрусской коалиции и установление союзнических отношений с ее противником на поле брани — Пруссией. Свидетельства этих дипломатов проливают достаточно яркий свет на степень почитания Петром III прусского короля. Потомок знатного шведского рода Гердт служил полковником армии Фридриха II и в 1759 г. во время Семилетней войны попал в плен к русским. Первое время с пленным полковником обращались весьма любезно, но затем его посадили под строгий надзор в Петропавловскую крепость, где он провел на положении арестанта два года, оставившие у него самые неприятные воспоминания. |
