..
Только первые ночи по возвращении он спал с женой. Потом приказал
стлать себе в дворцовой пристройке, в низенькой, с одним оконцем палате,
вроде чулана, - царю на лавке, Алексашке на полу, на кошме. Евдокия очи
исплакала, дожидаясь лапушку, - была она брюхатая, на четвертом месяце, -
дождалась и опять не осушала слез. Встречая мужа, хотела бежать на дорогу,
да не пустили старухи. Вырвалась, в сенях кинулась к мужу дорогому, -
вошел он длинный, худой, чужеватый, - прильнула лицом, руками, грудью,
животом... Лапушка поцеловал жесткими губами, - весь пропах дегтем,
табаком. Спросил только, проведя быстро ладонью по ее начавшему набухать
животу: "Ну, ну, а что же не писала про такое дело", - и мимолетно
смягчилось его лицо. Пошел с женой к матери - поклонился. Говорил
отрывисто, непонятно, дергал плечиком и все почесывался. Наталья
Кирилловна сказала под конец: "Государь мой Петенька, мыльню с утра уже
топим..." Взглянул на мать странно: "Матушка, не от грязи свербит".
Наталья Кирилловна поняла, и слезы поползли у нее по щекам.
Только на три ночи Евдокия залучила его в опочивальню, - как ждала, как
любила, как надеялась приласкать! Но заробела, растерялась хуже, чем в
ночь после венца, не знала, о чем и спросить лапушку. И лежала на шитых
жемчугом подушках дура дурой. Он вздрагивал, почесывался во сне. Она
боялась пошевелиться. А когда он ушел спать в чулан, - со стыда перед
людьми не знала, куда девать глаза. Но Петр будто забыл про жену. Весь
день в заботах, в беготне, в шептании с Голицыным... Так начинался
август... В Москве было зловеще, в Преображенском - все в страхе,
настороже.
16
- Мин херц, а что, если тебе написать римскому цезарю, чтобы дал
войско?
- Дурак...
- Это я-то? - Алексашка вскочил на кошме на четвереньки. Подполз. Глаза
прыгали. - Очень не глупо говорю, мин херц. И просить надо тысяч десять
пеших солдат... Не больше... Ты поговори-ка с Борисом Алексеевичем.
Алексашка присел у изголовья. Петр лежал на боку, подобрав колени,
натянув одеяло на голову. Алексашка кусал кожу на губе.
- Денег у нас на это нет, конечно, мин херц... Нужны деньги... Мы
обманем... Неужто мы императора не обманем? Я бы сам слетал в Вену. Эх, и
двинули бы по Москве, по стрельцам, ей-ей...
- Иди к черту...
- Ну, ладно... - Алексашка так же проворно лег под тулуп. - Я же не
говорю - к шведам ехать кланяться или к татарам... Понимаю тоже. Не
хочешь, не надо... Дело ваше...
Петр заговорил из-под одеяла, неясно, будто сквозь стиснутые зубы:
- Поздно придумал...
Замолчали. В каморке было жарко. Скребла мышь под печью. Издалека
доносилось: "Посматривай", - это кричали караульные на Яузе. |