Изменить размер шрифта - +
..
   Только первые ночи по возвращении  он  спал  с  женой.  Потом  приказал
стлать себе в дворцовой пристройке, в низенькой, с одним  оконцем  палате,
вроде чулана, - царю на лавке, Алексашке на полу, на  кошме.  Евдокия  очи
исплакала, дожидаясь лапушку, - была она брюхатая, на четвертом месяце,  -
дождалась и опять не осушала слез. Встречая мужа, хотела бежать на дорогу,
да не пустили старухи. Вырвалась, в сенях  кинулась  к  мужу  дорогому,  -
вошел он длинный, худой, чужеватый, -  прильнула  лицом,  руками,  грудью,
животом... Лапушка  поцеловал  жесткими  губами,  -  весь  пропах  дегтем,
табаком. Спросил только, проведя быстро ладонью по ее  начавшему  набухать
животу: "Ну, ну, а что же  не  писала  про  такое  дело",  -  и  мимолетно
смягчилось его  лицо.  Пошел  с  женой  к  матери  -  поклонился.  Говорил
отрывисто,  непонятно,  дергал  плечиком  и   все   почесывался.   Наталья
Кирилловна сказала под конец: "Государь мой Петенька, мыльню  с  утра  уже
топим..." Взглянул на  мать  странно:  "Матушка,  не  от  грязи  свербит".
Наталья Кирилловна поняла, и слезы поползли у нее по щекам.
   Только на три ночи Евдокия залучила его в опочивальню, - как ждала, как
любила, как надеялась приласкать! Но заробела,  растерялась  хуже,  чем  в
ночь после венца, не знала, о чем и спросить лапушку. И  лежала  на  шитых
жемчугом подушках дура дурой.  Он  вздрагивал,  почесывался  во  сне.  Она
боялась пошевелиться. А когда он ушел спать в  чулан,  -  со  стыда  перед
людьми не знала, куда девать глаза. Но Петр будто  забыл  про  жену.  Весь
день в заботах,  в  беготне,  в  шептании  с  Голицыным...  Так  начинался
август... В  Москве  было  зловеще,  в  Преображенском  -  все  в  страхе,
настороже.


   16

   - Мин херц, а что,  если  тебе  написать  римскому  цезарю,  чтобы  дал
войско?
   - Дурак...
   - Это я-то? - Алексашка вскочил на кошме на четвереньки. Подполз. Глаза
прыгали. - Очень не глупо говорю, мин херц. И просить  надо  тысяч  десять
пеших солдат... Не больше... Ты поговори-ка с Борисом Алексеевичем.
   Алексашка присел у изголовья. Петр  лежал  на  боку,  подобрав  колени,
натянув одеяло на голову. Алексашка кусал кожу на губе.
   - Денег у нас на это нет,  конечно,  мин  херц...  Нужны  деньги...  Мы
обманем... Неужто мы императора не обманем? Я бы сам слетал в Вену. Эх,  и
двинули бы по Москве, по стрельцам, ей-ей...
   - Иди к черту...
   - Ну, ладно... - Алексашка так же проворно лег под тулуп.  -  Я  же  не
говорю - к шведам ехать  кланяться  или  к  татарам...  Понимаю  тоже.  Не
хочешь, не надо... Дело ваше...
   Петр заговорил из-под одеяла, неясно, будто сквозь стиснутые зубы:
   - Поздно придумал...
   Замолчали. В каморке было  жарко.  Скребла  мышь  под  печью.  Издалека
доносилось: "Посматривай", - это кричали  караульные  на  Яузе.
Быстрый переход