..) Полковника Бухвостова да
сотника Боборыкина, кои строго стали говорить и унимать, стрельцы взвели
на колокольню и сбили оттуда наземь, и кричали: "Любо, любо..." И приказов
они слушать не хотят; в слободах, в Белом городе и в Китае собираются в
круги и мутят на базарах народ, и ходят к торговым баням, и кричат: "Не
хотим, чтоб правили нами Нарышкины да Матвеев, мы им шею свернем".
- Кричать они горласты, но нам видеть надобно от них великие дела. -
Софья вытянулась, изломила брови. - Пусть не побоятся на копья поднять
Артамона Матвеева, Языкова и Лихачева - врагов моих, Нарышкиных - все
семя... Мальчишку, щенка ее, спихнуть не побоятся... Мачеха, мачеха!..
Чрево проклятое... Вот, возьми... - Софья сразу сорвала с пальцев все
перстни, зажав в кулаке, протянула Хованскому. - Пошли им... Скажи им, -
все им будет, что просят... И жалованье, и земли, и вольности... Пусть не
заробеют, когда надо. Скажи им: пусть кричат меня на царство.
Милославский только махал в перепуге руками на Софью. Хованский,
разгораясь безумством, скалил зубы... Василий Васильевич прикрыл глаза
ладонью, не понять зачем, - быть может, не хотел, чтобы при сих словах
увидали надменное лицо его...
16
Алексашка с Алешкой отъелись на пирогах за весну. Житье - лучше не
надо. Разжирел и Заяц, обленился: "Поработал со свое, теперь вы
потрудитесь на меня, ребята". Сидел целый день на крыльце, глядя на кур,
на воробьев. Полюбил грызть орехи. С лени и жиру начали приходить к нему
мысли: "А вдруг мальчишки утаивают деньги? Не может быть, чтобы не
воровали хоть по малости".
Стал он по вечерам, считая выручку, расспрашивать, придираться, лазить
у них по карманам и за щеки, ища утайных денег. По ночам стал плохо спать,
все думал: "Должен человек воровать - раз он около денег". Оставалось одно
средство: застращать мальчишек.
Алексашка с Алешкой пришли однажды к ужину веселые - отдали выручку.
Заяц пересчитал и придрался, - копейки не хватает... Украли! Где копейка?
Взял, с утра еще вырезанную, сырую палку, сгреб Алексашку за виски и начал
бить с приговором: раз по Алексашке, два - по Алешке. Отвозив мальчиков,
велел подавать ужинать.
- Так-то, - говорил он, набивая рот студнем, с уксусом, с перцем, - за
битого нынче двух небитых дают... В люди вас выведу, вьюноши, сами потом
спасибо скажете.
Ел Заяц щи со свининой, куриные пупки на меду с имбирем, лапшу с курой,
жареное мясо. Молоко жрал с кашей. Кладя ложку на непокрытый стол, тонко
рыгал. Щеки у него дрожали от сытости, глаза заплыли. Расстегнул пуговицу
на портках:
- Бога будете за меня молить, чада мои дорогие... Я - добрый человек...
Ешьте, пейте, - чувствуйте, я ваш отец...
Алексашка молчал, кривил рот, в глаза не глядел. После ужина сказал
Алешке:
- От отца ушел через битье, а от этого и подавно уйду. Он теперь
повадится драться, боров.
Страшно стало Алешке бросать сытую жизнь. |