Захватить его ближе к эфесу, повернуть кисть. Снова поворот и застыть в стойке, не отводя взгляда от соперника. В какой-то момент свет моргнул, а зеркало словно исчезло, разлетевшись на куски. Остался только освещенный круг, за которым была темнота и мое отражение, уже и не отражение вовсе, а тень, нет, не тень, самый настоящий соперник, ловкий и умелый, который сейчас первым начал атаковать. Финт в аппеле отвлек внимание, потому что я не успевал отбить удар. Сосредоточься, твою мать, Петр свет Алексеевич. Иначе быть тебе битым.
Веселая злость плескалась во мне, как то вино с пузырьками, которое Лефорт притащил в подарок однажды. Вино то шампанское называлось, и сразу не понравилось мне, но потом пузырьки те сделали дело свое, в голове стало легко, а в теле появилась приятная возбужденность. Сейчас я ощущал нечто похожее, когда совершенно отчетливо услышал лязг столкнувшихся клинков. Вот только соперник мой зло усмехнулся, и я увидел, как его лицо исказилось, а сквозь знакомые черты проступила звериная сущность. Лишь на миг открылся мне этот мой зазеркальный двойник, но я уже понял, что, если не убью его, то добром это не закончится.
Если до этого момента мне казалось, что вся эта битва, всего лишь дурачество, то сейчас все пошло как на самой взаправдешной дуэли. Никакой злости и дурачества уже не было, была только полная сосредоточенность на своих движениях и на движениях своего противника. Удар, еще удар. Месье Ломмер всегда призывал не затягивать схватку. Если я хочу победить, то должен закончить в два-три удара. Финт, ангаже и переход в проходящий батман, рывок и шпага зазеркального Петра вырывается у него из руки и летит куда-то в темноту. Но я жалостью никогда не страдал, не научили меня жалости, поэтому без пускания слюней вонзил шпагу в грудь сопернику, даже на мгновение забыв, что конец у нее закруглен. Как бы то ни было, но вошла шпага в его тело очень даже хорошо. На белой рубахе начало расплываться белое пятно, а сам Петр упал на колени. Я невольно перевел взгляд на свою одежду, но она оставалась чистой, да и боли никакой я не чувствовал. И тут только я заметил, что одет он был так, как мог быть одет я сам, там в том мире. Белая рубаха с кружевами на рукавах не оставляла в этом никаких сомнений.
— Туше, — процедил я, выдергивая эспадрон из тела своего соперника. И тут Петр сначала поднял голову, затем и сам поднялся на ноги, словно никакого ранения у него не было, низко мне поклонился, улыбнулся, подмигнул и исчез.
Тут же вспыхнул свет, а ко мне кто-то подбежал, но вспыхнувший свет так сильно ослепил меня, что я даже не понял, кто это пытается бить меня кулаками. Было ощущение, что меня словно выдернули из какого-то другого темного мира и вернули обратно в зал, в котором я и должен был находиться.
Несколько раз моргнув, я отшвырнул эспадрон и схватил нападавшего за руки, уже на ощупь ощутив тонкие запястья и нежную кожу. Зрение возвращалось медленно, гораздо быстрее я стал слышать.
— …Романов! Ты… идиот!… какого хрена? — она попыталась вырваться и пнула меня по голени. Подленький удар и очень болезненный на самом деле.
Я заскрипел зубами. Вскрик мне удалось сдержать, но вот на ногах я не удержался. Падать одному не слишком хотелось, и упал я на пол, увлекая за собой девушку, чье очертание только-только начал различать. Оказавшись на полу, я перевернулся и навалился на отчаянно сопротивляющееся тело. Еще пару раз моргнув, наконец-то, различил, что подо мной извивается Анастасия Клыкова, еще одна участница состязаний за честь нашего факультета.
— Прекрати, иначе, все может закончиться весьма и весьма… хм… игриво, — предупредил я ее, продолжая удерживать руки над головой. При этом я опустил взгляд вниз. — О, а можешь и продолжать извиваться, я совсем не против.
— Романов, отпусти, кретин, — сердито сказала Анастасия, но вырываться прекратила. |