Особо важны традиции Петровского университета для становления и развития российской высшей школы. Эти традиции включали опыт первого отечественного высшего учебного заведения без богословского факультета, что открывало беспримерные возможности развития в университете естественных наук и их преподавания. В Петровском университете мировой опыт лекционного обучения был претворен в собственный, национальный. В 1747 году М. В. Ломоносов впервые прочитал свой курс физики на русском языке. (До этого языком науки была латынь, отдельные предметы читались на немецком языке, и только лекции по курсу различных языков читались соответственно изучаемому предмету. – В. Б.)

Здесь был накоплен разносторонний опыт использования учебных практик (в «аптекарском огороде», анатомическом театре, физической и химической лабораториях, библиотеке, типографии и др.). Здесь было блестяще соединено обучение студентов с практической работой и научной деятельностью («Описание земли Камчатки» студента С. П. Крашенинникова – всего лишь один из многочисленных примеров плодотворных последствий этого соединения).

Следует заметить, что С. П. Крашенинников в 1732-1733 годах учился в Петровском университете, после чего десять лет провел во Второй Камчатской экспедиции. В 1750 году он был избран академиком Петербургской Академии наук и в этом же году стал ректором Петровского университета. В годы его ректорства стала утверждаться практика посылки в Четтингенский и Страсбургский университеты лучших российских студентов, которые часто по окончании обучения возвращались в Россию со степенями магистров или докторов.

Отличительной чертой Петровского университета был широкий демократизм, распространяющийся на всех обучающихся в нем: «Тот студент почетнее, кто больше научился, – говорили в университете, – а чей он сын, нужды нет».

Петровский университет просуществовал – с неизбежными перерывами, преодолевая почти постоянную материальную нужду и прямое преследование придворных обскурантов, – до начала XIX века, став основой возобновления Петербургского университета в 1819 году и истоком удивительного по интенсивности и плодотворности развития российской высшей школы XIX – начала XX веков.

Последние дни первого императора

А в 1724 году сановный и родовитый Санкт-Петербург скоро уже оставил в покое Виллима Монса и жил другой новостью: 22 ноября был подписан брачный контракт между голштинским герцогом Карлом Фридрихом и великой княжной Анной Петровной, а еще через несколько дней состоялось и обручение.

Торжества сопровождались балами и фейерверками, зваными обедами в домах вельмож и Зимнем дворце. Петр и Екатерина, показываясь вместе, производили впечатление спокойных, веселых и любящих супругов. Казалось, тучи развеялись и ничего не грозит более их союзу и семейному покою. Однако судьбе было угодно решить иначе.

Еще во время коронационных торжеств Екатерины Петр простудился и болел с перерывами до глубокой осени. И все же он вел прежний образ жизни – много пил, ел все, что ему хотелось, и почти не слушал докторов.

Дело Монса и вовсе подорвало его здоровье. Казалось, что он сознательно ищет смерти. 21 ноября, на пятый день после казни Монса, Петр, первым в столице, рискуя жизнью, переехал по льду через Неву, вставшую лишь накануне. Начальник береговой стражи Ганс Юрген хотел арестовать нарушителя, но им оказался сам император.

20 декабря Петр участвовал в грандиозной попойке, устроенной по случаю избрания нового князь-папы «Всешутейшего и Всепьянейшего Собора», потом, в январе 1725 года, бурно отгулял на свадьбе своего денщика Василия Поспелова и на двух ассамблеях – у графа Толстого и у вице-адмирала Корнелия Крюйса.

Особенно же поразил всех больной император, когда 6 января, в мороз, прошел во главе Преображенского полка маршем по берегу Невы, затем спустился на лед и стоял в течение всей церковной службы, пока святили Иордань.