— Я молчал.

— Ты и молча умеешь трепаться.

— Сам больно хороший.

Сударь легонько стукнул Читу по щеке и вздохнул.

— Вставай, — сказал он, — пойдем жрать. У меня с похмелюги башка трещит.

— Куда? В «Москву»?

Сударь подумал с минуту, а потом ответил:

— Не-е. Я в центр не хожу. Там народу много. Поехали в Парк культуры. Чайки летают, мамаши одинокие с деточками прогуливаются.

— В парк — так в парк…

— Слышь, а Надька с тобой в кабак пошла, мне ногу жала, а уехала с тем парнем.

— С каким?

— Ну, с черным с этим, который ее танцевать клеил…

— Она одна ушла.

— Киря… Он ее за углом в такси ждал.

— Точно?

— Точно.

— Вот паскуда…

— То-то и оно…

Чита стал одеваться. Он натянул носки и майку: прыгая на одной ноге, влез в брюки и только потом, помахав руками, что заменяло ему зарядку, сказал:

— Зараза. Меньше чем за ящик коньяку не прощу.

— Я б за чекушку простил, — сказал Сударь, — она ж проститутка. Скучно. Все заранее известно — как расписание поездов. Лично я влюбиться хочу. В девственницу. И чтоб любовь была — со слезами, с ревностью, чтоб пострадать можно было… А Надька твоя как животное…

— Не обижай мою подругу. У нее комната с видом на Пушкинскую площадь. А девственницы твои с родителями живут, им родители шмон учиняют, давят авторитетом… Я пистолет возьму, ладно?

— Это зачем?

— К Надьке съездим.

— Расстрелять хочешь?

— Ага. Приведу в исполнение.

— Ладно, пошли. Наган не бери, заметят — шухер будет. А Надьку лучше душить, у ней шея толстая, под пальцем будет ерзать…

Снова ходят

Теперь Садчиков, подменивший Рослякова, который уехал на другое задание, шел вместе с Ленькой, а Костенко с оперативником фланировали параллельно с ними, только по другой стороне улицы. Они по очереди закусывали в столовой на углу проезда МХАТа и улицы Горького, а потом снова выходили в жаркий шум и бродили от проспекта Маркса до площади Маяковского.

Садчиков сказал:

— Обидно, Лень, мы с т-тобой бандитов ищем на таких хороших улицах. Одни названия чего с-стоят. Как ты думаешь, что формирует у нас бандитов?

— Не знаю.

— А ты п-подумай…

— Я думал…

— Водка, Л-леня… Пить не умеешь — глотай кефир. Ненавижу пьяниц.

— Это вы все про меня? — спросил Ленька.

— Отчасти, — улыбнулся Садчиков, — но ты еще н-начинающий алкаш.

— У меня начало оказалось концом.

— Как на торжественно-траурном заседании излагаешь, — снова улыбнулся Садчиков, — ты проще г-говори, это с-сближает. Мы ж с тобой условились… Проще из-злагай…

— Так я ж просто и говорю. В жизни больше водки не выпью.

— Ну, зароков вслух не давай, не н-надо. Ты про себя больше ст-тарайся. Вслух — все легко. У нас одного товарища в управлении прорабатывали на с-собрании. За дело, правильно прорабатывали. А он потом вышел на трибуну — и айда себя помоями обливать. «Я, — говорит, — и т-такой и с-сякой, я и негодяй, я и слепец…» А потом — фьюить! «Все, — говорит, — о-осознал, все понял и вас, — говорит, — благодарю».