- Вы меня все обижаете, Иван Афанасьич...

- Эх, Василиса! кто прошлое помянет, тому глаз вон. Не правда ли? Ведь ты на меня не сердишься, не правда ли?.

- Вы меня все обижаете,- повторяла Василиса.

- Не буду, душа, не буду. Прости меня, старого человека. Я вперед уже не буду никогда. Ну, простила меня, что ли?

- Бог с вами, Иван Афанасьич.

- Ну, засмейся, засмейся... Василиса отвернулась.

- Засмеялась, душа, засмеялась!-закричал Петушков и запрыгал на месте, как ребенок...

VI

На другой день Петушков, по обыкновению, отправился в булочную. Все пошло по-прежнему. Но в сердце у него засела заноза. Он уже не так часто посмеивался и иногда задумывался. Настало воскресенье. У Прасковьи Ивановны болела поясница; она не слезала с полатей; через силу сходила к обедне. После обедни Петушков позвал Василису в заднюю комнатку. Она все утро жаловалась на скуку. Судя по выражению лица Ивана Афанасьича, в его голове вертелась мысль необыкновенная и для него самого неожиданная.

- Сядь-ка ты вот здесь, Василиса,-сказал он ей,-а я тут сяду. Мне нужно с тобой поговорить маленько. Василиса села.

- Скажи мне, Василиса, ты писать умеешь?

- Писать?

- Да, писать?

- Нет, не умею.

- А читать?

- И читать не умею.

- А кто ж тебе письмо-то мое прочитал?

-Дьячок. Петушков помолчал.

- А хотела бы ты знать грамоте?,

- Да на что нам грамоте знать, Иван Афанасьич?

- Как на что? Книги можно читать.

- А в книгах-то что стоит?

- Все хорошее... Послушай, хочешь, я тебе принесу книжку?

- Да ведь я читать не умею, Иван Афанасьич.

- Я буду тебе читать.

- Да ведь, чаи, скучно?

- Как можно! скучно! Напротив, оно против скуки хорошо.

- Разве сказки читать будете?

- А вот увидишь завтра.

Петушков к вечеру возвратился домой и начал рыться у себя в ящиках. Нашел он несколько разрозненных томов "Библиотеки для чтения", штук пять серых московских романов, арифметику Назарова, детскую географию с глобусом на заглавном листе, вторую часть истории Кайданова, два сонника, месяцеслов за 1819 год, два нумера "Галатеи", "Наталью" Долгорукую" Козлова и первую часть "Рославлева". Долго думал он, что бы выбрать? и наконец решился взять поэму Козлова и "Рославлева".

На другой день Петушков поспешно оделся, сунул обе книжонки под лацкан сюртука, пришел в булочную и, как только улучил свободное время, усадил Василису и начал читать ей роман Загоскина. Василиса сидела неподвижно;

сперва улыбалась, потом как будто призадумалась... потом нагнулась немного вперед; глаза ее съежились, рот слегка раскрылся, руки упали на колени: она задремала. Петушков читал скоро, невнятно и глухим голосом,поднял глаза...

- Василиса, ты спишь?

Она встрепенулась, потерла себе лицо и потянулась. Петушкову досадно стало на нее и на себя...

- Скучно,-лениво проговорила Василиса.

- Послушай, хочешь, я тебе стихи почитаю?

- Как?

- Стихи... хорошие стихи.

- Нет, уж будет, право.

Петушков проворно достал поэму Козлова, вскочил, прошелся по комнате, стремительно подбежал к Василисе и принялся читать. Василиса закинула голову назад, растопырила руки, вгляделась в лицо Петушкова-и вдруг залилась звонким и резким хохотом... так и покатилась.

Иван Афанасьич с досадой швырнул книгу на пол. Василиса продолжала хохотать.

- Ну, чему ты смеешься, глупая?1 Василиса заливалась пуще прежнего.

- Смейся, смейся,- ворчал Петушков сквозь зубы. Василиса взялась за бока, заохала.

- Да чему ты, сумасшедшая?

Но Василиса только руками махала. Иван Афанасьич схватил фуражку и выбежал из дому. Быстро, неровными шагами шел он по городу, шел, шел и очутился у заставы.