Я не видела ничего, когда была там, но я была отвлечена.

— Может, мне лучше проверить, чтобы убедиться, что проблемы нет, — может, леди Джиллиан что-то все-таки видела, утопленника или плавающего человека. И туда приплывет ночью король. — Я попрошу своих людей помочь. Если нужно, отправлю весть королю…

— Генри? Нет! — Сивилла снова напоминала мстительного ангела. — Никому не говори, слышишь? Ни слова.

Ее реакция испугала меня.

— Почему?

— Потому что я не хочу, чтобы он думал, что я не могу управлять двором, — сказала Сивилла. — И я не хочу, чтобы об этом говорили все. Такие сплетни они любят. А потом все в Лондоне начнут говорить о безумной королеве и истерическом дворе. Это смутит Генри, смутит меня. Моя репутация будет разрушена. Я не хочу этого.

Я стояла, лишенная дара речи. Я не видела Сивиллу год, но знала, что она была не рада до свадьбы. Конечно, многие властные люди были против их брака. Некоторые настаивали, что он должен был жениться на иностранной принцессе, другие хотели выдать своих благородных дочерей. Почти никто не хотел, чтобы он женился на девушке, которая годами путешествовала по континенту со своей странной матерью.

Люди тоже не были добрыми. Король убрал цензуру, которую принял лорд Скаргрейв, и торговцы продавали тысячи копий популярных баллад, поющихся в тавернах, дополненные иллюстрациями. Я видела несколько песен о себе, о том, как я защищаю Англию, как победила ненавистных тенегримов, о моем бесстрашии. О Сивилле песни были другими. Они отмечали ее красоту, но заявляли, что она безумна, как ее мать. До свадьбы каждое ее появление вызывало заявления, что она глупая и обычная, что она не достойна быть королевой Англии.

Я надеялась, что после свадьбы ситуация стала лучше. Они с Генрихом любили друг друга, в этом я не сомневалась.

Но я видела напряжение в ней.

— Обещай, что ничего не расскажешь, — Сивилла уже не приказывала, а умоляла. — Ничего страшного нет. Леди Джиллиан всегда что-то видится, да, Норри?

— Она любит шум, — согласилась Норри.

— На прошлой неделе были призраки в музыкальной комнате, — сказала Сивилла. — А до этого — падающая звезда, предвещающая всем нам зло. Так что ее слова ничего не значат.

— Леди Клеменс восприняла их серьезно, — возразила я. — Она хотела сообщить Нату. Я слышала.

Сивилла закатила глаза.

— Клеменс все хочет доложить Нату. Она хорошая, одна из моих любимиц, но она месяцами думает о нем. Ты не слышала?

Нет.

— Это очень утомительно, — продолжила Сивилла. — Ее отец, граф Тунбридж, никак не пресекает ее увлечение, и это только разжигает огонь. Клеменс днями напролет говорит о Нате. Лучше бы она прекратила, — она криво улыбнулась мне. — Я не против, если бы ты так делала. Но ты о нем не говоришь.

Я пожала плечами.

— Нечего говорить. Наши пути разошлись.

— Так ты и говорила, — скептически отметила Сивилла, — но я не верю. Ты не давала мне задавать вопросы…

— И мне, — добавила Норри.

— Но у меня есть глаза, — продолжала Сивилла, — и это не выглядит как расставание. Ты приходишь во дворец, только когда Нат уезжает, и покидаешь дворец до того, как он вернется, и так всегда. Так уже больше года. Ты даже ему в лицо не можешь смотреть?

Я хотела возразить, но не могла, ведь Сивилла была передо мной.

Ее сережки покачивались, Сивилла взяла меня за руку.

— Люси, что бы ни случилось, ты можешь рассказать мне.