Казалось, это было именно то, что она хотела, так как теперь она рассказала мне сон, и получалось так, что это было именно то, ради чего она и приехала.
Габриела: Мне приснился про тебя сон. Я постучала в дверь твоего дома. Я увидела доктора Винникотта в бассейне в его саду. И я туда нырнула. Папа увидел, как я в бассейне обнимала и целовала доктора Винникотта, и тогда он тоже нырнул. Потом нырнула мама, потом Сусанна [она перечислила всех других членов семьи, в том числе четырех дедушек и бабушек]. Там были рыбы и все. Вода была сухая и мокрая. Мы все вылезли и пошли по саду. Папа выбрался на берег. Это был хороший сон.
Я понял, что она все перевела теперь в перенос и таким образом перестроила свою жизнь, исходя из опыта позитивных отношений с субъективным образом психоаналитика и его внутренним миром.
Я: Бассейн здесь, в этой комнате, где все и произошло и где все вообразимое может произойти.
Она что-то сказала насчет того, что у нее мокрые руки, потому что она плавала.
Габриела: Я сейчас нарисую то, что могу, на лампочке.
Сейчас она была совершенно счастливой и спокойной и высыпала все маленькие игрушки и части игрушек. Пела на тему "Вместе".
Габриела: Какой беспорядок у тебя на полу!
Мне надо было починить крюк. Она много говорила, пока пускала в ход все игрушки. Потом взяла фигурку отца (сантиметров восемь длиной, очень похожую на него, сделанную на основе трубочиста) и принялась истязать ее.
Габриела: Я выкручиваю ему ноги [и т.д.].
Я: Ой! Ой! [в порядке интерпретации принятия уготованной мне роли].
Габриела: Я выкручиваю его еще — да, теперь его руку.
Я: Ой!
Габриела: Теперь его шею!
Я: Ой!
Габриела: Вот, ничего не осталось — всего выкрутила. Сейчас еще тебя повыкручиваю. Давай, плачь.
Я: Ой! Ой! У-у-у-у-у!
Она была очень довольна.
Габриела: Теперь ничего не осталось. Все скручено, и нога у него оторвалась, а сейчас и голова оторвалась, вот и плакать не можешь. Я тебя просто-напросто выбрасываю. Никто тебя не любит.
Я: И Сусанне я так и не достанусь.
Габриела: Все тебя ненавидят.
Теперь она взяла похожую фигуру мальчика и повторила операцию.
Габриела: Я выкручиваю мальчишке ноги [и т.д.].
В разгар всего этого я сказал: "Так, Винникотт, которого ты выдумала, был целиком твой, а теперь с ним покончено, и он никогда никому больше не достанется".
Она требовала, чтобы я еще плакал, но я возразил, сказав, что у меня уже больше нет слез.
Я: Все выплакал.
Габриела: Никто к тебе больше не придет. Ты доктор?
Я: Да, я — доктор и мог бы быть доктором Сусанны, но Винникотта, которого ты выдумала, больше нет.
Габриела: Я тебя сделала.
Она возилась с поездом (издавая типичные для поезда звуки).
Габриела: Я хочу его отцепить.
Я: Он не отцепляется.
На самом деле она знала, что трактор прицеплен к повозке с сеном и его нельзя отцепить.
Габриела: Ай, боже мой, не отцепляется.
Затем она сказала, что все видит голубым, оказалось, что она взяла две глазные ванночки "Оптрекс" и смотрела на все через них. Спросила, как их привязать к глазам. Это давало ей ощущение, что она плавает или находится под водой. И вот мы сощурились друг на друга. Я удерживал ванночки своими глазничными мускулами, и после небольшой тренировки она тоже смогла одну удерживать.
Габриела: Я хотела бы взять их с собой домой.
Потом она стала рассказывать об обломках керамики, найденных у дороги во Франции, и при этом высказала мне свое детское представление об археологии, т. |