|
Камердинер и в самом деле переполошился. Закланялся в пояс, забормотал: - Избиниче, избиниче. Я биновата. Вася дзина украра, адавачи нердзя. Момус не понял, что бормочет азиат и при чем тут какой-то Вася, однако было ясно: как и положено японскому вассалу, камердинер готов взять вину господина на себя. Хороса Маса, да жаль, не наса. - Убивачи меня, я биновата, - кланялся верный слуга и пятился внутрь, маня за собой грозного гостя. Ага, хочет, чтоб соседи не слышали, догадался Момус. Что ж, это вполне совпадало с его собственными планами. Войдя в прихожую, Момус как бы пригляделся получше и понял свое заблуждение: - Да вы не Фандорин! Где он? И где она, моя ненаглядная? Японец допятился до двери в гостиную, не переставая кланяться. Поняв, что за господина выдать себя не удастся, выпрямился, сложил руки на груди и отчеканил: - Гаспадзин нету. Уехари. Сафсем. - Ты лжешь, негодяй, - простонал Момус и рванулся вперед, оттолкнув фандоринского вассала. В гостиной, испуганно вжав голову в плечи, сидел лопоухий, прыщавый заморыш в потертом сюртучке. Для Момуса его присутствие сюрпризом не было. Звать Анисий Тюльпанов, мелкий служащий из Жандармского управления. Таскается сюда каждое утро, да и в лотерее был. - А-а, - хищно протянул Момус. - Так вот вы где, господин развратник. Ушастый вскочил, судорожно сглотнул, залепетал: - Ваше сиять... Ваше превосходительство... Я, собственно... Ага, вычислил Момус, стало быть мальчишка в курсе личных обстоятельств своего начальника - сразу понял, кто пожаловал. - Чем, чем вы ее заманили? - простонал Момус. - Боже, Адди!!! - заорал он во всю глотку, озираясь. - Чем этот урод тебя прельстил? От "урода" заморыш побагровел и набычился, пришлось на ходу менять тактику. - Неужто ты поддалась этому порочному взгляду и этим сладострастным губам! - завопил Момус, обращаясь к невидимой Адди. - Этому похотливому сатиру, этому "кавалеру хризантем" нужно только твое тело, а мне дорога твоя душа! Где ты? Молокосос приосанился. - Сударь, ваше превосходительство. Мне по чистой случайности известны деликатные обстоятельства этой истории. Я вовсе не Эраст Петрович Фандорин, как вы, кажется, подумали. Его высокоблагородия здесь нет. И Ариадны Аркадьевны тоже. Так что вы совершенно напрасно... - Как нет?! - упавшим голосом перебил Момус и обессиленно рухнул на стул. - А где она, моя кошечка? Когда ответа не последовало, вскричал: - Нет, не верю! Мне доподлинно известно, что она здесь! Вихрем пронесся по дому, распахивая двери. Мимоходом подумал: славная квартирка, и обставлена со вкусом. В комнате с туалетным столиком, сплошь заставленным баночками и хрустальными флаконами, замер. Всхлипнул: - Боже, это ее шкатулка. И веер ее. Закрыл руками лицо. - А я все надеялся, все верил, что это не так... Следующий трюк посвящался японцу, сопевшему за спиной. Ему это должно было понравиться. Момус вынул из ножен шпажонку и с искаженным лицом процедил: - Нет, лучше смерть. Такого позора я не вынесу. Прыщавый Тюльпанов ахнул от ужаса, зато камердинер взглянул на опозоренного мужа с нескрываемым уважением. - Самоубийство - тяжкий грех, - заговорил агентик, прижимая руки к груди и очень волнуясь. - Вы погубите свою душу и обречете Ариадну Аркадьевну на вечные страдания. Ведь тут любовь, ваше превосходительство, что уж поделаешь. Надобно простить. Надо по-христиански. - Простить? - растерянно пролепетал несчастный камергер. - По-христиански? - Да! - горячо воскликнул мальчишка. - Я знаю, это тяжело, но потом у вас будто камень с души упадет, вот увидите! Момус потрясенно смахнул слезу. - И вправду простить, все забыть... Пусть смеются, пусть презирают. Браки заключаются на небесах. Увезу ее, мою душеньку. Спасу! Он молитвенно возвел глаза к потолку, по щекам заструились качественные, крупные слезы - был у Момуса и такой чудесный дар. |
