А между тем вчера получилось куда как не смешно. После обнаружения пикового валета (в кабинете, на малахитовом пресс-папье, где прежде лежали нефритовые четки) шеф утратил свое всегдашнее хладнокровие: Анисия, правда, ни словом не попрекнул, но на камердинера долго ругался по-японски. Несчастный Маса так убивался, что хотел руки на себя наложить и даже побежал на кухню за хлеборезным ножом. Эрасту Петровичу потом пришлось долго беднягу успокаивать.
Но то были еще цветочки, а самое светопреставление началось, когда вернулась Адди.
При воспоминании о вчерашнем Анисий содрогнулся. Ультиматум шефу был поставлен жесткий: до тех пор, пока он не вернет туалеты, духи и драгоценности, Ариадна Аркадьевна будет ходить в одном и том же платье, в одной и той же собольей ротонде, не будет душиться и останется в тех же самых жемчужных серьгах. И если она от этого заболеет, то виноват целиком и полностью будет Эраст Петрович. Дальнейшего Тюльпанов не слышал, потому что проявил малодушие и ретировался, но судя по тому, что сегодня с утра надворный советник был бледен и с синими полукружьями под глазами, спать ему ночью не довелось.
- А я вас предупреждал, голубчик, что добром эта ваша эскапада не кончится, - наставительно произнес князь. - Право, нехорошо. Приличная дама, из высшего света, муж на изрядной должности. Мне уж и из придворной канцелярии на вас пеняли. Будто мало незамужних или хотя бы званием поскромнее.
Эраст Петрович вспыхнул, и Анисий испугался, не скажет ли он высокому начальству что-нибудь непозволительно резкое, но надворный советник взял себя в руки и продолжил о деле, будто ничего такого и не было произнесено:
- Таким состав шайки мне представлялся еще вчера. Однако анализируя рассказ своего ассистента о вчерашнем ... п-происшествии, я переменил свое мнение. И все благодаря господину Тюльпанову, оказавшему следствию поистине неоценимую помощь.
Этому заявлению Анисий очень удивился, а Ведищев, вредный старик, ядовито вставил:
- Как же, он у нас помощник известный. Ты расскажи, Анисий, как чемоданы подтаскивал и "валета" под локоток в карету подсаживал, чтоб не дай бог не оступился.
Провалиться бы под землю и навсегда там остаться, вот о чем подумалось в эту минуту мучительно покрасневшему Тюльпанову.
- Фрол Григорьевич, - вступился за Анисия шеф. - Ваше злорадство неуместно. Мы все здесь, каждый по-своему, оставлены в дураках... Прошу п-прощения, ваше высокопревосходительство. - Снова заклевавший носом губернатор на извинение никак не откликнулся, и Фандорин продолжил. - Так что давайте будем друг к другу снисходительней. У нас на редкость сильный и дерзкий противник.
- Не противник, а противники. Цельная банда, - поправил Ведищев.
- Вот в этом рассказ Тюльпанова и заставил меня усомниться. - Шеф сунул руку в карман, но немедленно выдернул ее, будто обжегшись.
Хотел четки достать, догадался Анисий, а четок-то и нет.
- Мой п-помощник запомнил и подробно описал мне карету "графа", упомянув, в частности, о вензеле ЗГ на дверце. Это знак компании "Зиновий Годер", предоставляющей в наем кареты, сани и фиакры как с кучерами, так и без оных. Нынче утром я наведался в контору компании и без труда отыскал тот самый экипаж: царапина на левой д-дверце, сиденья малиновой кожи, на правом заднем колесе новый обод. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что вчерашний "важный господин" в мундире и при ленте брал карету с кучером!
- Ну и что с того? - спросил Ведищев.
- Как что! Стало быть, кучер был не сообщником, не членом шайки "валетов", а совершенно посторонним лицом! Я нашел этого кучера. Проку от разговора, правда, вышло немного: описание внешности "графа" у нас было и без него, а б-больше ничего полезного он сообщить не смог. Вещи были доставлены на Николаевский вокзал и помещены в камеру хранения, после чего кучер был отпущен.
- А что камера хранения? - спросил очнувшийся князь. |