Изменить размер шрифта - +

Деревня Красноселье.

Планета Таргитай, система Дена, держава Большой Муром.

 

— Доброго времени суток, дядя Толя.

— Доброго… чего? Как ты сказала? «Времени суток»? — дядя Толя аж поперхнулся простоквашей, увидев Василису, машущую ему рукой с ближайшего пригорка, густо заросшего пружинистым изумрудным мхом.

Да и как было не поперхнуться, когда перед ним стояла не та, прежняя Василиса, которую видел он три дня назад. А какая-то новая, совершенно неизвестная Василиса. Так сказать, Василиса-2, результат глубокой модернизации.

Куда подевался сарафан с белой вышитой рубахой? Где скромный ситцевый платочек, наброшенный на русые косы? Куда исчезли вручную плетеные сандалии, украшенные разноцветными глиняными бусинами?

Теперь на Василисе красовался молодежный комбинезончик неброского серо-кофейного цвета, под ним — плевалась задорными надписями с множеством восклицательных знаков футболка. На ногах девушки, облаченных в полосатые носочки болотного цвета, были ладные парусиновые кеды с разноцветными шнурками. Только волосы оставались по-прежнему заплетенными в две длинные тяжелые косы с алыми лентами.

— Я еще и уши проколола! — торжествующе заявила Василиса, демонстрируя дяде Толе свежие, еще красные, воспаленные дырочки, в которых мучительно ворочались золотые сережки-«гвоздики».

— А пупок, пупок тоже проколола? — иронично осведомился дядя Толя.

— Пуп я хотела. Но забоялась. Сказали, три недели в мовницу хаживать нельзя будет… А я подумала, лучше умереть, чем три недели без мовницы.

— Это без бани, что ли? С пониманием относимся… — устало кивнул дядя Толя и зачем-то зажмурил глаза, словно на секунду поверил, что когда откроет их, перед ним будет та же самая деревенская девчушка в сарафане, с веснушками на курносом носу.

«Виданое ли дело, чтобы три дня так изменили человека?!» — ужасался дядя Толя.

Приходилось признать, что теперь, в новой «городской» одежде, Василиса почти совсем не отличается от его дочери Ангелины. Точнее, от той Ангелины, какой она была лет восемь назад, когда еще ходила в старшие классы школы.

— Ну, присаживайся, рассказывай по порядку, — дядя Толя похлопал рукой по бревну, приглашая Василису присесть рядом с собой. — Как отец с братьями восприняли новую одежонку? Не велели конюху выдрать тебя как следует розгами? В соленой воде мочеными? По обычаям да по русским?

— Отец с братьями? — повторила Василиса беспечно. — А они еще не видали! Иначе бы, конечно, беды не миновать… Ну да я, когда домой возвращаться стану, снова в свою старую одежку-то оденусь, — с этими словами девушка похлопала по упитанному боку новенький рюкзачок, который сняла с плеч, намекая на то, что ее сарафан с плетеными сандалиями никуда не делись и что этому маскараду вечно не длиться.

— Ах они еще не видели… Что ж, это многое объясняет, — осклабился дядя Толя. — А что же, Личную Грамоту получила?

— А то! — Василиса победительно сверкнула глазами и протянула дяде Толе пластиковую карту с причудливо изрезанными — на манер обгоревшего манускрипта — краями.

Пилот «Кассиопеи» бережно принял Грамоту и взялся пристально ее разглядывать.

Ему действительно было интересно: муромское удостоверение личности он видел впервые в жизни!

— Богатеева Василиса, дочь Емельяна Богатеева, сестра Гостибора и Николы… — вслух прочел он.

— …и дочь Златы из рода Гончаренок, — с мечтательной улыбкой продолжила Василиса. Было видно, что за время обратного пути она успела выучить небогатое содержимое Личной Грамоты наизусть.

Быстрый переход