А мы улепетывали, еще бы!

Все пилоты с регулярной военной выучкой прикрывали отход. Это было нелегко, но мы всё равно разворачивались и бросались в бой раз за разом. Оба старших офицера были убиты, и командование принял Комачо Сантуш, который и организовывал ретираду, фонтанируя русским матом, испанскими богохульствами и лазерными импульсами — ракеты у всех кончились.

Все-таки мы разорвали контакт и ушли к парому. Пираты посчитали, что фактическая добыча у них в руках, а продолжение мести не стоит потерь. Не знаю, сколько мы завалили аспидов, но наши потери были жуткие.

Из моих знакомых выжили трое: опытнейший Сантуш да два северных американца — Данкан Тес и его товарищ Тексас Ро Масакр. Если посчитать меня, вашего неумелого повествователя, выйдет четверо.

Всего мы не досчитались восемнадцати истребителей, обоих «канонерок» и четырех «Андромед» с эмпориумовой рудой. И самая страшная для концерна потеря — груженный под завязку транспорт.

Личное дело одного пилота закрывала чрезвычайно редкая для истребителя пометка: «Мертв по прибытии». Не ведаю как, но паром принял машину с холодным грузом на борту — видимо, автопилот сработал как надо.

На станции царил невероятный кавардак. Еще бы! Таких потерь концерн не помнил за всю историю космических потасовок с пиратами, хотя бывало всякое. Такого только не бывало.

На палубу приземлились измученные флуггеры, а измученные пилоты стали выбираться из кокпитов. Кто-то орал о созыве чрезвычайной комиссии, кто-то требовал вызвать флот ОН, кто-то требовал еще чего-то, такого же запоздалого или глупого. А может быть, оно казалось глупым, ведь на станцию вернулась машина, а значительная часть сознания все еще дралась не на жизнь, а на смерть среди астероидов АД-13.

Ад номер тринадцать, нда.

Я стоял на палубе и почти плакал.

Несчастному «Хагену» досталось крепко! Раны моего флуггера болели, будто мои собственные, ведь я воспринимал его как боевого друга, живое, одушевленное существо. И существо это, только что спасшее мне жизнь, невыразимо страдало.

Почти начисто отсеченная правая плоскость, изрубленное осколками вертикальное оперение, рваные дыры в днище, раскуроченная до неузнаваемости кормовая башня, очередь попаданий кинетических боеприпасов в борту центроплана. Очередь обрывалась на фонаре кабины. Так вот что послужило причиной разгерметизации!

Я ощутил запоздалый холодок, представив, как перед моим носом пролетает тридцатимиллиметровый снаряд. Ужас что такое!

«Да, — думалось мне, — на борту со счастливым номером 151 теперь не погуляешь с Рошни. И вообще ни с кем».

Жалко было флуггер, до слез жалко! Дай бог, если назначат капитальный ремонт, а не металлорезку и доменную печь!

Но жалеть мне стоило себя.

Прямо посреди траурной суеты, на палубе, на глазах у товарищей…

— Андрей Румянцев, вы арестованы по обвинению в связях с незаконным вооруженным формированием «Синдикат TRIX»! — прозвучал звенящий голос над самым ухом.

Я обернулся. Сразу шесть фигур в черных комбинезонах «Эрмандады», распоряжается лейтенант.

— В чем дело? — спросил я.

— Руки за спину! Не сопротивляться! Вы арестованы. — В руках безопасника блеснули пальцевые наручники.

По палубе расходились концентрические круги молчания. Народ оборачивался и смотрел внимательно. Честно, я не выдержал!

Резко, без замаха я всадил основание ладони в нос лейтенанту, благо забрало шлема было поднято. И сразу туда же с правой, кулаком, со всего корпуса! Эрмандадовец рухнул, как подкошенный, брызгаясь кровью. А меня шарахнули шокером и свет погас.

Сквозь темноту я слышал крик Комачо Сантуша:

— Что вы творите, суки?! Куда поволокли?! Пустите меня!.