Бердник собрал остатки Второго Гвардейского. Прямо в холле общаги. Через сутки после битвы. Раскидал сообщения на коммуникаторы: явиться в холл к 8.45 для инструктажа.

— Ну что, соколы, — начал он, прохаживаясь перед дверьми столовой, где нам полагался завтрак, — главное вы знаете: авианосец наш геройски погиб. Другого корабля нам пока не выделяют. Поэтому приказ: отдыхать. На Земле формируют экипаж пополнения. Как прибудет, нам определят новый авианосец. Пока больше никаких задач.

— Как никаких?! — воскликнул Ибрагим Бабакулов, от удивления сдернувший очки с носа. — А дежурство на орбите?! Ну хоть что-нибудь! Ведь война!

— Ибрагим, где твое «разрешите обратиться, товарищ капитан первого ранга»? — нахмурился Бердник, но тут же заулыбался, мол, шутка. — Я, честное слово, ничего не знаю. Все что знал — сказал. Фактически нас вывели из боевого состава на переформирование. Хоть официального распоряжения и не поступало.

— Клонов бить надо, а не баклуши… — Бабакулов водрузил очки на место.

К нему наклонился Бердник и, похлопав по плечу, громко сказал, улыбаясь во все тридцать два зуба:

— А на чем ты до клонов доедешь, чтобы их бить, ненормальный?! На служебном автобусе? Отдыхай, пока можно! Кушать пошли, завтрак стынет.

Из столовой пахло унылым НЗ, которое могло вызвать отделение желудочных соков только у таких вот военных организмов, как мы.

Мы…

Сорок шесть тел, переживших драку за космодром Глетчерный.

Мы не перемещались больше строем и учинили вполне гражданскую давку в дверях. А холл наполнялся людьми. Серые комбинезоны почти не встречались, все успели переодеться в повседневную форму. Фуражки, пилотки, отросшие шевелюры, гомон голосов.

Через огромные, во всю стену, окна, заклеенные крест-накрест липкой лентой, виднелось целехонькое здание военной комендатуры. По улице ходили люди, падал снег, будто и не было войны.

Уходя, я слышал как Белоконь «на правах пресс-офицера» выговаривал Бабакулову насчет неуставного обращения к командиру перед подчиненными во время построения. Бабакулов вместо того, чтобы послать зануду, оправдывался, что, мол, не было никакого построения.

Хороший он все-таки, добрый. Интеллигент. Хотя и не подумаешь, глядя на его могучую фигуру и заросшие черным волосом лапы. Ведь чисто горилла в очках! Не дай бог ночью встретить! Можно заикой сделаться! А терпит. Я бы на его месте точно послал.

После завтрака собрались покурить.

Я, Пушкин, Оршев и некурящий Кожемякин, который пошел «за компанию».

В холле дымить разрешалось, но мы потопали в курилку — специальную рекреацию в торце, напротив столовой. Там собралось немаленькое общество. Торпедоносцы.

— Да тут целая конференция! — воскликнул Оршев, едва переступив порог.

На нас заоборачивались, а Яхнин, сидевший на подоконнике, взмахнул своей шикарной капитанской трубкой — проходите, не мешайтесь.

— …Вот я и говорю: так операции планировать нельзя! — закончил спич обвинительного свойства старлей Игнатьев, испытанный космический снайпер из Т-01. — Потому что сражение выиграно по чистой случайности!

Мы оккупировали свободный диван, я одарил Веню сигаретой, а он извлек огонь из зажигалки. Набрали полные легкие терпкой отравы. Табак «Гвардейский». Хорошо!

— По какой случайности, Слава? Главный Ударный флот — это случайность? — ответили из дымного угла.

— Флот, пф-ф-ф! — презрительно фыркнул Игнатьев.

— Ну да, дюжина вымпелов на флот не тянет. Так, усиленная эскадра, — поддержал его Коновницын, второй пилот Яхнина.