Ну, ясное дело, они обсуждали его приключение, гадая, получит он Героя России или нет. Сашка окончательно засмущался и ушел.
Ушел и я.
Хватило соображения не дергать Пушкина, хотя свербило расспросить, как же так ему случилось посвататься к конкордианскому офицеру? Самохвальский в общих чертах просветил…
Мысль о Коле привела в чувство и поставила на верную волну. Его смерть вместе с тем фактом, что пушкинская невеста служит в клонском флоте, то есть воюет против нас и, чего уж там, подвергается смертельной опасности — вовсе не тема для разговора с Пушкиным. Тем более что моя предполагаемая невеста сейчас в действующем флоте. Всё том же, вражеском. Пусть не на передовой, но это может в любую секунду измениться.
А вот эта мысль показалась весьма своевременной.
Я помчался к информационному терминалу, где имелись списки пленных и погибших клонов. Из тех, разумеется, что были опознаны.
Рошни среди них не значилось. Это хорошо.
От Рошни моя прыткая мысль доскакала до ее авианосца. «Римуш» болтался сейчас на орбите. И где-то неподалеку болтался мой личный то ли ангел хранитель, то ли демон — товарищ Иванов.
Я достаточно знал этого человека и свою судьбу, что так тесно с ним связана. Если он неподалеку, значит, совсем скоро моя личная скука оборвется самым необычным способом.
Переговоры Иванова по рации я слышал при захвате «Римуша». Это факт, как говорится, медицинский. На Глетчерном столкнулся с Сашей Браун-Железновой. Тоже факт.
Стоило держать ушки домиком!
Интуиция и здравая житейская логика не подвели, хоть и довелось проверить их выкладки опытным путем не скоро. По военным меркам, конечно.
Вернувшись в общежитие, я решил, что раз уж у нас повисла оперативная пауза, то приведу-ка я в порядок личные вещи.
Начал разбирать свой офицерский чемоданчик и наткнулся на папку с надписью «Vector. Дело № 56».
Я нахмурился. Что за папка? Откуда? Какой «Вектор», да еще «дело номер пятьдесят шесть»?
О том, что папку пригнала мне прямо в руки взрывная волна, когда мы с Колькой Самохвальским пережидали взрывы ракет «Паирика» подле НИИ Экологии Глубокого Космоса, я вспомнил не сразу.
Мне в первую секунду показалось, что словом «Vector» озаглавлена часть документации к истребителю «Дюрандаль» — у новой машины была умопомрачительно продвинутая и сложная система управления вектором тяги. Не только на маршевых дюзах, но также на большинстве тангажных и креновых.
«А, ну техдокументация, понятно… — подумал я. — Приложения какие-нибудь…»
Непривычный значок (аббревиатура «ХЗ» в красном треугольнике) в правой верхней части папки меня тоже не насторожил, потому что у нас на флоте секретен почти весь документооборот; применяется огромное количество пиктограмм, отвечающих различным уровням секретности и различным службам; короче, мало ли!
«ХЗ? — пронеслось по задворкам сознания. — В смысле икс-три? Или… Х его знает, что это за ХЗ!»
Я раскрыл папку. Все ее содержимое — страниц пятьдесят на глазок — было запаяно в прозрачную пленку.
В заголовке первой страницы значилось: «Документ 1. Стенограмма».
Ниже, очень мелким шрифтом (бумагу экономили?) и впрямь шла стенограмма какого-то совещания… Мелькнули слова «безопасность», «органы», «ГАБ»…
Тут только я сообразил, что держу в руках документы, адресованные определенно не мне. Вспомнил, что папка прилетела из разбомбленного клонами НИИ космической экологии, каковая вывеска служила явно прикрытием для какой-то секретной конторы.
И что, наконец, я намеревался отнести эти документы в ГАБ еще тогда, в феврале!
Я уже захлопнул папку, когда вдруг сообразил, что мой взгляд скользнул по фамилии «Румянцев». |