В самом деле за переборкой было шумно. Там гудели голоса, множество голосов, то и дело перекрываемых одним резким и властным. Впрочем, слов было не разобрать. Да я не особо вслушивался — своих переживаний выше крыши… А крыша готова от страха съехать.

Последние минуты.

Из-за переборки раздается смешанный гул, там что-то скандируют. Потом все стихает. Тишину гвоздят шаги, двери распахиваются, изливая потоки яркого света. На пороге стоит человек в нелепом белом балахоне. Он взмахивает рукой со всей возможной торжественностью.

— Пусть соискатель войдет!

О да! Это был Храм! Именно так, с большой буквы. Совсем не Троицкий собор в Петербурге, но Храм — это точно!

Огромное помещение с высоченным потолком. По стенам — световые панели, выполненные в виде витражей, под ними какие-то надписи латиницей. Под витражами — такие же электрические факела, как в холле.

По сторонам прохода — скамьи. Тысяча посадочных мест, не меньше, и все заполнены людьми. В торце — возвышение наподобие сцены, на ней стоит кафедра. Позади во всю стену — массивный деревянный крест, объятый пламенем.

Я рефлекторно дернулся. Как же! Пожар в отсеке! Но потом сообразил, что это искусно наведенная голограмма. Крест натуральный, огонь поддельный — в таком порядке.

Возле кафедры стоял человек, одетый, мягко говоря, неожиданно: в белый смокинг.

Это и был Иеремия Блад — человек-легенда, страшная легенда… Гроза Тремезианского пояса!

— Подойди ко мне, взыскующий очищения! — воскликнул он, а мощная акустическая система обратила слова в грохот.

Меня провели к сцене. Конвоир прошипел на ухо:

— Обращайся к нему Кормчий, или господин, или господин Блад, ясно?

«А куда приятней было бы „гражданин заключенный“, эх».

— Снимите кандалы! Среди свободных людей нет места кандалам! — воскликнул страшный клоун в белом смокинге.

Стяжки исчезли, и меня стали подталкивать к лесенке, ведшей наверх к кафедре.

— Поднимись! Смотрите, братья! Вот стоит перед вами соискатель! За него просил брат Тосанен! Если кто-то хочет сказать слово против него, пусть говорит сейчас!

Пала тишина. Я смотрел в тысячеликий зал, а зал смотрел на меня, одинокого и беззащитного, такого же беспомощного, как младенец в свой первый день. Секунды уже почти сложились в полновесную минуту, Блад поднял руку, чтобы выплеснуть в пространство очередной декалитр пафоса, когда поднялся некто и громко крикнул:

— Он завалил Джо Мафию! И вообще нашпионить хотел, как последняя сука! Я его знаю!

— Мы скорбим о нашем павшем брате, — произнес Блад. — Но мне говорили, что он сражен в честном бою. Разве не так, брат Небраска?

Эге, и точно! Это же Чарли Небраска, мать его за ногу! И честный бой мы тот очень даже помним!

Небраска потупился и нехотя процедил:

— Так, Кормчий.

— А раз так, на соискателе нет вины! Ты сам, брат Небраска, в свое время сжег немало наших, или ты уже забыл? Что до шпионажа против праведных… Это грязное ремесло и большой грех! Но что гласят «Скрижали Праведных»? Я спрашиваю вас, братья?! «Грех — болезнь души, но нет греха, который не может быть исцелен Огнем!» Брат Тосанен просил за соискателя, он может быть полезен для нашего дела! Мы знаем о нем, он хороший воин. Это значит, есть шанс очистить его, не испепеляя бренную оболочку! Что говорят «Скрижали»? «Кровь — это огонь тела». Следовательно, соискатель может пройти через малое очищение. Так, братья?

— Так, Кормчий! — заревел зал.

— Теперь выбор за соискателем! — Он обернулся ко мне: — Ты готов очиститься и вступить в ряды братьев?

Я помолчал, совершенно растерявшись.