Подполковник лихорадочно прикидывал: стоит ли брать Румянцева на копях Шварцвальда? Чрезвычайно соблазнительной была альтернатива: мобилизовать все силы на слежку за Тосаненом, чтобы вскрыть заодно и координаты «Последнего Ковчега» — проклятого логова «Синдиката TRIX». А уж с Румянцевым он разберется. Теперь, когда точно известны координаты форта «Вольный», ему не уйти.

Определенно день начался так себе, а заканчивается на мажорной ноте!

Глава 5

ЧЕСТЬ И МЕСТЬ

Ноябрь 2621 г.

Форт «Вольный»

Тремезианский пояс, система Моргенштерн, планета Зиберта

Единорог — Лебедю: Наблюдаю активизацию конкордианских ВКС на линии Иштар — Шао. Данные радиоперехвата говорят о начале операции «Чистое Небо». Предполагаю, что проводка партий контрабанды от «Синдиката TRIX» более не актуальна.

Бегущий — Лебедю: Благодарю за оперативную информацию. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, как говорили в древности. «Синдикат» исчерпал свою полезность. Не предпринимайте ничего.

Петр Петрович Навальный был счастлив. Такими счастливыми бывают только младенцы, отвалившиеся от материнской груди. Впрочем, Петр Петрович был счастлив даже сильнее, ведь ему вот-вот предстояло насытиться от щедрых персей самой Госпожи Науки, так что от сладости ожидания он едва не сучил ножкой сорок последнего размера.

— Вот это гадина, вот это я понимаю! — возопил он, увидев халкозавра, распятого в транспортировочной клетке. — Восемь метров, а с рогами и того больше!

«Гадина» повернула башку, насколько позволяла скоба-фиксатор в четыре пальца толщиной, и попыталась схватить академика, невзирая на стенку из прозрачного бронепластика. Судя по вибрации, ящер-инсектоид сопроводил движение замечательными звуковыми эффектами. Халкозавр рвался и сотрясался так, что дрожала колесная платформа погрузчика.

Я даже начал тревожиться за целостность оков, которые удерживали зверя на платформе. Окружающие, однако, хранили олимпийское спокойствие.

Навальный уткнулся носом в стекло и завороженно спросил:

— Взвешивали?

— Восемь тонн четыреста пятьдесят два килограмма, — отрапортовал гражданин Витаро с гордостью: такой приз трапперам доставался редко.

— Бог с ним, будем считать для ровного счета девять тонн. Маркуша, — обратился он к лаборанту, — распорядитесь, пусть завхоз нацедит коллегам… э-э-э… это получается двадцать семь тонн люксогена.

— Мы же договаривались с Евгением Ивановичем на двадцать одну тонну… — заныл Маркуша. — Может, вы сами? Вдруг он не согласится?

Навальный медленно оборотил в сторону лаборанта свои полтора центнера.

— Мне некогда! А если Женя будет выступать, передай, что я выпущу вот этого, — он указал пальцем на клетку, — погулять по станции. Пусть его Женя сам отлавливает. Нет, ну какой красавец! Боб, друг мой, вы обратили внимание, как меняется окрас панциря? Какой отличный хамелеон! Ну, пойдемте ко мне в кабинет, расскажете, как все прошло! Пропустим по сорок капель! Такое дело, не жалко! Ведь он — это он? То есть самец? Ах, ну да, рога! Удача, какая удача!

Станция «Лобачевский» была хорошим местом службы, можно позавидовать. Дейнекс-камера выдавала полновесную единицу «же», СЖО — система жизнеобеспечения — работала выше всяких похвал. Дышалось легко, отчего даже стандартные низкие подволоки казались выше, а помещения просторнее.

А еще здесь было как-то по-домашнему, как-то все очень знакомо. Мне чудилось, что я уже видел все эти коридоры, лифты, слышал, как гудит под ногами вот эта самая палуба, любовался звездной пылью в панорамных иллюминаторах, вдыхал запахи.