Яромир испустил душераздирающий крик, перешедший затем в звериный вой. Обманчиво легким хлопком Римо раздробил ему пальцы обеих рук.

Молниеносным прыжком очутившись перед Юрковичем, Римо ударил его в челюсть, которая тут же сломалась и, если бы не синеватая небритая кожа подбородка, выскочила бы изо рта прямо на пол. Яромир попытался что то сказать, но язык, лишившись привычной опоры, повис, как у собаки. Серб застонал от боли, не в силах двинуть сломанной нижней челюстью. Из углов оставшегося открытым рта потекла слюна.

В комнате на несколько секунд воцарилось напряженное молчание, потом офицеры схватились за оружие, висевшее у каждого на поясе. Римо понял, что пора защищаться. Вращаясь вокруг своей оси, словно детский волчок, он стал разить негодяев направо и налево. Во все стороны полетели оторванные руки и ноги. Центробежная сила удваивала эффект молниеносных движений Римо. Железными пальцами левой руки он в мгновение ока лишил глаз одного из нападавших и сдавил правой рукой горло другого. Третий получил чудовищный удар между ног: острая боль пронзила все его тело и навсегда отключила мозг.

Когда все четыре смертельно покалеченных серба со стонами повалились на пол, Римо втайне даже порадовался, что задержался в аэропорту.

Когда в бывшей Югославии на почве межэтнической розни разразилась гражданская война, Римо, как и большинство американцев, поначалу никак не мог разобраться, кто есть кто. Если бы русские объявили войну Канаде, то спустя какое то время Римо знал бы, как отличить врага. Вторгнись Германия, например, на территорию Франции, у Римо и вовсе не было бы никаких сомнений относительно того, как отличить немцев от французов. Или напади Корея на Японию, Римо был бы кровно заинтересован участвовать в подобном конфликте.

Но он не имел ни малейшего представления о том, кто такой босниец. Слово «хорват» тоже не имело для него никакого смысла. Да окажись в бакалейном магазине полка, забитая пакетами с надписью «хорваты», Римо бы ничуть не удивился. Собственно говоря, почему бы этим «хорватам» не продаваться в бакалее? Так продолжалось до тех пор, пока телеведущие новостей не стали добавлять к существительному «босниец» определение «мусульманского вероисповедания». Тогда Римо мысленно встал на сторону сербов, потому что мусульмане террористы то и дело устраивали взрывы среди мирного населения. Впрочем, когда на телеэкранах замелькали кадры с замученными и до крайней степени истощенными боснийцами, находящимися в сербских концлагерях, Римо решил, что по настоящему «плохими ребятами» в балканском конфликте были все таки сербы.

Вплоть до сегодняшнего дня Римо так и не имел ясного представления о том, кто такие боснийцы и как они выглядят. Но зато твердо знал, что сербы – сволочи.

Что же касается миротворческих сил ООН, то Римо не питал к ним никакого уважения. Они хороши лишь там, где всерьез не стреляют. На охраняемых ими территориях гибли массы мирных людей, а миротворцы лишь беспомощно разводили руками.

В конфликт наконец вмешалась НАТО, но и тогда ситуация нисколько не улучшилась, поскольку конфискованное оружие снова попадало в руки сербам, и те опять разжигали вооруженные конфликты.

Приказ о розыске и аресте военных преступников всеми игнорировался. В бывшей Югославии военные преступники считались чуть ли не национальными героями, и никто даже не пытался их арестовать, чтобы не нарушить хрупкое перемирие, подписанное в Дейтоне, штат Огайо.

По мнению Римо, мир, во время которого военные преступники разгуливают на свободе, нельзя было назвать настоящим.

Очевидно, такого же мнения придерживались и наверху.

– Отправляйтесь в Сараево, – сказал ему в один прекрасный день доктор Харолд В. Смит, его непосредственный начальник, – и разберись с генералом Танко.