Хотел тут же смыться, а когда мы его задержали, начал кричать и буянить. Пришлось малость утихомирить его.
— Надеюсь, вы не нанесли ему увечий?
— Нет, конечно.
Полицейские обменялись понимающими взглядами.
Джонсон ждал их рядом с комнатой помощников куратора. Уортон не задерживаясь прошла прямо туда, Джонсон последовал за ней, сделав знак констеблю, что тот может быть свободен.
Тим Боумен сидел спиной к своему рабочему столу, упершись локтями в колени и сцепив пальцы рук в замок. Голова его была опущена на грудь. Первое, что бросалось в глаза, — его сильная худоба, почти полное истощение. И его возбужденное состояние. Он едва не дрожал, дышал быстро и шумно, как будто только что бежал, спасаясь от смерти. А может быть, так и было, подумала Уортон.
Боумен был одет — если только можно было назвать одеждой свисавшее с него грязное тряпье — в серую фуфайку и рваные джинсы и обут в кроссовки. Поза Боумена позволяла Уортон хорошо рассмотреть его запястья, и инспектор с интересом отметила, что они покрыты коростой.
— Тим Боумен?
Он дернул головой, как будто его пнули, и посмотрел ей прямо в глаза. Через секунду он опустил голову, но было уже поздно.
— Так-так… — протянула она.
Усмехнувшись, она обернулась к Джонсону, и неодобрительное выражение его лица на этот раз не произвело на нее никакого впечатления.
— Его, очевидно, еще не представили вам. Возможно, теперь это Тим Боумен, но, когда я встретилась с ним впервые, он носил имя Тим Билрот. — Она опять повернулась к Боумену. — Мы знаем друг друга достаточно хорошо, не так ли, Тим?
Объект ее внимания ничего не ответил, лишь еще ниже опустил голову.
Уортон вдруг стала похожа на дикую кошку, увидевшую добычу, с которой можно было поиграть и, доведя до полного изнеможения, съесть.
— Как жилось все это время, Тим? — спросила она с насмешливым участием, побуждая его вступить в игру.
— Нормально.
— Напомни мне, Тим, — улыбнулась она, — что с тобой было, когда мы впервые встретились.
— С меня сняли обвинение, — произнес он с бравадой, которая тут же испарилась, едва Уортон добавила:
— В киднепинге.
Голова его опять упала на грудь.
— А как насчет изнасилования, Тим? И наркотиков? Тут тебе не удалось отвертеться, не так ли?
Ответа не последовало.
Она пояснила Джонсону, по-прежнему не сводя глаз с Билрота:
— У Тима большой послужной список. А лет пять назад перешел от непристойного нападения к изнасилованию.
Джонсон удивленно поднял брови:
— Рано начал.
— О, очень рано, — откликнулась она и, наклонившись к самому уху Билрота, продолжила: — Знаете, чем он занимался, Боб? Каким образом удовлетворял свою подленькую похотливую натуру?
— И как же?
— Тим связался с наркотиками. Когда-то, в добрые старые времена, приторговывал ими. Затем обнаружил, что с девушками легче иметь дело, когда они чуточку не в себе. И он стал подмешивать им в питье успокаивающий наркотик — совсем немного, просто чтобы они становились податливее.
— Да, не слишком красиво.
— Это ведь правда, Тим?
Но Тим по-прежнему не проявлял никакого желания вступать в разговор.
— Когда ты вышел, Тим? — спросил Джонсон.
Билрот вдруг вздернул подбородок и с невесть откуда взявшимся вызовом сказал:
— Год назад. Я изменил имя и свою жизнь.
Уортон улыбнулась:
— Ну да, конечно, разумеется.
— Это правда! Я ведь устроился на работу, разве не так?
— Ну да, наврав с три короба, — фыркнула она. |